Сестра милосердия

Он ласково улыбался, а Элеоноре хотелось сказать, что она разумная женщина и не нуждается в том, чтобы ей подсластили пилюлю комплиментами.

– Нужно посоветоваться, – продолжал Константин Георгиевич серьезно, – правда, я примерно знаю, что вы скажете, но хочу, чтобы решили именно вы.

– Не пугайте меня.

– Дело в том, что любезный доктор Калинин, будь он неладен, раздобыл мне путевку в санаторий.

– Но это же прекрасно!

– Может быть, но очень далеко. В Кисловодск.

– При вашем состоянии это именно то, что нужно.

– Но далеко, – повторил Воинов, – и долго. Там курс лечения целых шесть недель. Но я чувствую себя здоровым и думаю, что прекрасно обойдусь. Если бы вы могли еще поехать со мной! Или вместо меня, потому что неизвестно, кому из нас нужнее восстановительная терапия.

Она покачала головой:

– Это невозможно. Меня не отпустят с работы.

– Как жаль! Но я тоже вроде как занят, моя монография готовится к печати.

– Насколько я понимаю, на этой стадии процесса ваше присутствие необязательно. Елизавета Ксаверьевна за всем бдительно следит, мимо нее ни одна опечатка не проскочит.

Воинов грустно вздохнул:

– Я так и знал, что вы прикажете мне ехать. И Калинин с профессором ничего не хотят слушать, когда я пытаюсь отвертеться. Они ведь собираются мой случай описать и продемонстрировать на Пироговском обществе. Вот и решили с помощью санатория придать, так сказать, экспонату лоск.

– Шесть недель пролетят очень быстро.

– Может быть…

– Когда вам ехать? Нужно же собрать вещи в дорогу…

– О, за это не волнуйтесь. Я уже поручил Калинину. Он сам виноват, пусть старается. Вас я попрошу только принести мою форму, если не трудно.

Элеонора кивнула. Как мягко он избавляется от ее заботы…

– Что с вами? Вы расстроились, что я уезжаю?

– Нет, что вы, я только радуюсь за вас. Просто задумалась про форму. Ее же надо почистить и отгладить.

– Пожалуйста, только принесите, я все сделаю сам. Тут есть секреты, неведомые гражданским лицам, тем более женского пола.

– Хорошо.

– Или все же разрешите мне не ехать? А? Рана почти затянулась, температура нормальная, плеврит ушел. Зачем мне в санаторий, ума не приложу.

Тут в палату заглянул Калинин:

– О, Львова, привет! Рад тебя видеть. Константин Георгиевич, дайте ваш военный билет, я выпишу путевку и проездные документы.

Воинов достал потрепанную книжечку, но отдавать ее не спешил:

– Николай Владимирович, давайте я не поеду. Наверняка у вас найдутся более достойные кандидаты…

Калинин просто рассвирепел, видно, не первый раз слышал от своего пациента такие речи:

– Нет, вы полюбуйтесь на него! Мы со Знаменским голову себе сломали, как его с того света вытащить! У меня в мозгах все извилины распрямились и звенят, как натянутые струны! Да что мы, вон Львова иссохла вся! А он всю нашу работу фррр…. коту под хвост. Думает, санаторий это так себе, хиханьки, несерьезно, – тут Николай Владимирович не выдержал и расхохотался. – Вообще-то я нормальный хирург и сам так думаю. Но надо ехать, Константин Георгиевич. Если вы дальше будете артачиться, я просто дам наркоз и засуну вас в поезд.

– А я вам в этом помогу, – буркнула Элеонора.

Со вздохом Воинов протянул Калинину документы, и тот умчался, послав ей воздушный поцелуй.

– Делать нечего, покоряюсь вашей воле, – Константин Георгиевич театрально развел руками, – хотя видит бог, как мне не хочется снова с вами расставаться. И еще один деликатный момент… Мне тут с нарочным принесли жалование. Просто невероятное количество денег!

Элеонора невольно улыбнулась, вспомнив, что Константин Георгиевич, живущий на одно армейское жалование, считал себя крезом, и хвастался своими несметными богатствами. Он жил в целом экономно, но всегда был готов помочь деньгами.

– Поздравляю.

– И я хотел бы передать их вам.

– Зачем это?

– Ну просто…

Она вскинулась:

– Вы хотите заплатить мне, что ли?

Константин Георгиевич быстро и сильно схватил ее за руку:

– Я так и знал! – воскликнул он с досадой. – Так и думал, что вы поставите все с ног на голову. Я же не вставал в позу, когда вы с Елизаветой Ксаверьевной тратили свои деньги на меня, хотя лучше бы вставал.

– Елизавета Ксаверьевна да, а я не тратила.

– Неужели? Но я не хочу считать деньги, это нехорошо среди близких людей. Я терпел, теперь вы потерпите.

Элеоноре стало стыдно.

– Я просто думаю, что вам нужны будут деньги в санатории.

– Зачем? После долгого физического разложения моральное мне, слава богу, недоступно. Никаких пороков, а на добродетельную жизнь я себе немного отложил. Поймите меня правильно, я хочу, чтобы вы распорядились этими деньгами, как считаете нужным. Больше всего я хотел бы, чтобы вы на них хорошо питались, но знаю, что вы ни за что не будете это делать.

– Константин Георгиевич!