Сестра моего сердца

Он крепко обнял меня, погладил по голове. А я, прижавшись лицом к его шее, вдыхала запах американской туалетной воды и, немножко, пота — самый лучший запах. Мы сидели обнявшись, успокаивая друг друга. Я взяла его руку, прижала ее к губам и утешала его, словно обиженного ребенка. В доме под названием «брак» есть много дверей, и сегодня вечером мы открыли одну из них.

Сунил поцеловал мои глаза, и я ощутила лицом его горячее дыхание. Я приоткрыла губы навстречу ему, сбросила с себя сари и потянула его за одежду. Мы стали неразрывным целым, наши тела, объятые желанием, слились в одно. Мы двигались в неизменной гармонии и вскрикивали в унисон, а потом, мокрые и торжествующие, лежали не размыкая объятий. Сунил казался беззащитным, как ребенок, лежа после любовных игр вот так, уткнувшись лицом в мое плечо. Какой глупой надо было быть, чтобы сомневаться в нем?

Потом мы сидели на кровати, поджав ноги, и ели лучи и алу дум [53], которые принес Сунил. Ему пришлось съездить на вокзал, чтобы купить еду, потому что все ближайшие магазины уже закрылись к тому времени, как Сунил закончил свой разговор с отцом. Я жадно откусывала большие куски хрустящего поджаренного хлеба и острых помидоров. И сказала Сунилу, что это самая вкусная еда в моей жизни. А Сунил поймал мою руку и облизал все пальцы на ней, один за другим, так что я задрожала.

— Ты всё равно вкуснее.

Он засмеялся и опрокинул меня на кровать. Я была не против, но прежде мне хотелось задать ему один вопрос.

— Пожалуйста, не пойми меня неправильно, — сказала я нерешительно, — но можно я вернусь в дом моей матери, когда ты уедешь?

Сунил долго смотрел в потолок, плотно сжав губы. Неужели я разозлила его? Но когда он посмотрел на меня, я увидела в его глазах лишь печаль.

— Наверное, так будет лучше всего. Только я надеюсь, что ты будешь иногда заходить к моей матери? Ты видишь, она уже привязалась к тебе. В ее жизни не так много радостей…

— Конечно, — с облегчением ответила я. Его забота о матери была так трогательна. Мы решили, что я буду навещать ее во второй половине дня, пока отец Сунила будет на работе.

— Ну что, раз с серьезными вопросами покончено, — сказал Сунил с озорной улыбкой, — пора перейти к удовольствиям!

Его настроения сменялись быстро, как ртуть! Впрочем, и мои тоже…

— К удовольствиям! — улыбнулась я в ответ, в то время как Сунил толкнул меня на подушку и начал целовать: сначала вдоль ключицы, а потом опускаясь всё ниже, и от наслаждения у меня перехватило дыхание. Я таяла, как сладкая вата у него во рту. Я была сладким вином, которое пьянило нас обоих. Я была счастливейшей женщиной на земле.

23 Судха

В доме мужа я всегда просыпалась первой. Никто меня не заставлял. Рамеш был не такой человек, чтобы принуждать людей к чему-либо, и он предпочел бы, чтоб я оставалась рядом, под нашим целомудренным одеялом, пока не зазвенит будильник. А свекровь довольствовалась тем, что каждое утро мы вместе пили чай и обсуждали планы на день.

Но эти ранние часы, когда я сидела у окна спальни, немного дрожа от прохладного воздуха и любуясь восходом солнца над прудом и мерцающей в солнечных лучах дымкой над бамбуковой рощей. Они были так невыразимо драгоценны. Лишь тогда я могла взвесить свою жизнь. Прислушаться к той новой женщине, которая просыпалась во мне. Кто теперь эта Басудха, которая каждый день наносит на пробор синдур, чтобы обеспечить процветание своему мужу? Часто я с недоумением смотрела в зеркало на эту незнакомую мне женщину с серьезным и взрослым взглядом, с тяжелой связкой ключей на поясе. Но она хорошо справлялась с любыми тяготами.

Ключи — это отдельная история. Спустя несколько дней после свадьбы свекровь позвала меня к себе в комнату. Я шла к ней с затаенным страхом, потому что хоть она и неплохо ко мне относилась, я уже поняла, что она очень властная женщина, которая привыкла идти своим путем. Но когда я вошла в ее комнату, она лишь отцепила связку ключей от своего сари и положила мне ее в руку со словами:

— Натун-бау, — так меня называли в новом доме, новой женой, — теперь это твой дом, и ты должна учиться быть в нем хозяйкой.

Холодная связка ключей в ладони изумляла, как и взгляд свекрови, выражавший и неохоту и облегчение. Видно, было, как ей непривычно и тяжело отказываться от ответственности, но она приняла окончательное решение. Должно быть, с той же самой решимостью ей приходилось справляться с многочисленными трудностями, которые выпали на долю семьи после смерти ее мужа.

Воспитанная на довольно циничных историях маминых подруг, я всегда представляла свекровь тираном, которая будет клыками и когтями сражаться со мной за первенство в доме и за любовь сына. Но моя свекровь оказалась сложнее. С первого же дня я почувствовала ее необыкновенную, непреодолимую, как стена огня, преданность семье. Вот почему она отдала мне эти ключи, которые были символом нашей совместной власти, потому что я стала членом семьи, а вовсе не от сильной симпатии, ведь она едва знала меня. Но избави бог повредить дому Саньял. Она никогда не простила бы такого.