Сестра моего сердца

— Ты не посмеешь так сделать! — сорвалась я на крик. — Я не уволюсь. Я прекрасно себя чувствую! И буду продолжать работать. И Судха приедет сюда, хочешь ты этого или нет!

— Пожалуйста, Анджу, — пытался успокоить меня Сунил, — пойди приляг. Ты слишком взбудоражена.

— Не надо обращаться со мной, как с ребенком! — Теперь я кричала, хватая воздух. В эту секунду словно кто-то крошил мне кости таза железным молотком. — Я не позволю тебе управлять мною, как твой отец управляет матерью. Я не позволю!

Но тут боль стала уже такой острой, что я согнулась пополам, но прежде успела заметить ужас в глазах Сунила. Я чувствовала, как по ногам льется липкая жидкость, и увидела, как на брюках растет темное пятно, а воздухе появился запах ржавого железа. Неужели я не смогла сдержать свой мочевой пузырь?

Сунил, что-то пробормотав, схватил телефонную трубку.

— Нет, — кричала я, пытаясь вырвать ее из рук Сунила.

— Перестань, Анджу, — говорил Сунил, отпихивая меня свободной рукой. — Я звоню не на твою работу, а в «скорую».

Внутри меня снова огнем вспыхнула боль, и я потеряла сознание.

* * *

Когда я пришла в себя, то всё еще чувствовала боль, несмотря на тупое оцепенение от наркоза. Нестерпимый свет не давал открыть глаза. Хуже всего было ощущение пустоты внутри — я поняла, что опоздала.

Набравшись храбрости, я прикоснулась к животу. Он был перебинтован внизу — значит, случилось что-то ужасное, а я всё проспала. И, несмотря на то что живот еще не опал, я знала, что ребенка больше нет.

Всё, что было потом, происходило словно во сне. У меня текли слезы, заливаясь в уши, словно теплая кровь. Потом вошла медсестра в свежем накрахмаленном халате и, жизнерадостно улыбаясь, говорила что-то о том, что я наконец проснулась. Иногда из горла вырывался помимо моей воли крик — как струя из бездонного фонтана из сказок Пиши, которые она нам рассказывала, когда я была еще совсем маленькой, и не понимала, что жизнь может быть страшнее любой сказки. Иногда кто-то укладывал меня обратно на кровать, в кожу впивалась игла, а в кровь проникала обжигающая жидкость успокоительного.

И вот я увидела Сунила, который сидел рядом, гладя меня по голове, и повторял, чтобы я была сильной.

— Скажи мне, — потребовала я скрипучим и хриплым голосом, чувствуя, как внутри меня поднимается бессильная ярость. Сунил молчал, и я, собрав все свои силы, схватила его руку и впилась в нее ногтями. Мне хотелось сделать ему больно, хотелось, чтобы он испытал хотя бы сотую долю моей боли. — Расскажи мне всё.

Сунил рассказал, что меня привезли с сильным кровотечением в больницу, где сразу отправили в операционную и сделали кесарево сечение. Но к тому времени сердце нашего сына уже перестало биться.

— Я хочу его видеть, — прошептала я. Но Сунил лишь покачал головой. Я поняла, что тела моего малыша уже нет. Да и доктор в любом случае был категорически против того, чтобы я его увидела. Самым лучшим для меня было постараться забыть о произошедшем как можно скорее, стереть всё из памяти, словно этого ребенка не было вовсе.

Непроходимая мужская тупость. Я носила в себе этого ребенка шесть месяцев. Я разговаривала с ним каждый день с того самого момента, как узнала, что я беременна. Я чувствовала его толчки, как вспышки звезды, направлявшей меня и придававшей силы. Через свою тонкую кожу я касалась изгиба его головы. Ничто не могло смягчить рвущей сердце правды, о том, чем он был для меня.

Я пыталась возражать Сунилу, но язык не слушался меня из-за успокоительного средства, а по глазам мужа я видела, что он уже всё решил.

Мне было тяжело говорить — губы онемели, стали словно деревянными. Но я хотела узнать еще кое-что, прежде чем провалюсь в сон.

— Как он выглядел? — спросила я, едва ворочая языком. Я говорила так невнятно, что Сунил мог не понять вопроса. Но он понял.

— Он был очень красивым, с крошечными ручками, похожими на морских звезд. — Его взгляд стал каким-то далеким. Меня тронула до глубины души нежность в голосе Сунила, никогда не отличавшегося поэтичностью. — Что-то случилось с пуповиной, и кислород перестал поступать. Наш сын был синим, как маленький Кришна.

Я была потрясена его словами. Но он сказал правильно. Закрыв глаза, я могла увидеть своего малыша со светящейся голубоватой кожей.

— Он был таким красивым, — повторил Сунил.

Необыкновенная горечь в его голосе заставила меня приподнять веки. Его лицо светилось от гнева, словно грозовое облако.

И тут я поняла, что ошибалась: сердце отца страдало не меньше, чем сердце матери, просто по-другому.

— Это я убила своего малыша.

Не знаю, произнесла я эту фразу вслух или просто так подумала. И в ту же секунду раскаленные металлические бинты сдавили мне горло. Но по внезапному глубокому молчанию Сунила я поняла, что он услышал меня.

— Не говори глупостей, Анджу, — произнес он после долгой тишины.

Сколько обвинения было в этой огромной тишине. Я повернула голову к больничной подушке, пахнущей лекарствами, и крепко-крепко закрыла глаза.

Я больше не хотела открывать их никогда.

39 Судха