Сестра Моника

- Ах, - воскликнул, изнемогая от восхищения, Офранвиль, вытащил саблю и приложил ее к таинственному входу страстей. - Черт! - пробормотал он. - Черт! Прекрасней всех ангелов, воплощенных во плоти, черт! Вы позволите?!

- Негодяй! - вскрикнула Аврелия, оттолкнула Офранвиля, и могучий герой оказался на полу в полуобмороке, как если бы при виде обнаженных прелестей Аврелии его хватил удар. Она же опустила платье, помогла ему встать на ноги и сказала: - Верганден! Офранвиль! Оставьте ваш спор до дня святой Марии Магдалины, а потом вы его разрешите в моем присутствии.

- Хорошо, - пробормотал Офранвиль, - и где?

- В крестовом ходе П-кого монастыря...

- Вы ангел, Аврелия, - воскликнул Верганден и поцеловал ей руку.

Офранвиль обнажил ей грудь и поцеловал ее в грудь.

Аврелия попросила одурманенных ее прелестями мужчин уйти, и те повиновались приказу своей повелительницы и удалились рука об руку.

Будто заколдованный, лежал я во время этой импозантной сцены под кроватью; я не мог пошевелиться и из-за агонизирующего желания был словно опьянен шампанским.

Едва странные любовники ушли, еще более странная мадмуазель де Саранж, исколотая шипами сдерживаемого вожделения, легла, задрав юбки, на кушетку, широко раздвинула ноги и собственноручно принялась доказывать себе преимущество всех земных наслаждений, да так неопровержимо, что кушетка начала раскачиваться, как в сочинениях Кребийона; весь этот неописуемо возбуждающий акт подействовал на меня настолько, что я, обезумев, рванул из своей норы и со спущенными штанами, словно метеорит, упал у обнаженных ног мадмуазель.

Громкий вскрик, мощная судорога, потрясшая ее чресла, бурный поток, хлынувший из раковины любви, и как затяжной ливень приходит на смену буре с грозами и молниями, так и меня накрыло оцепеняющее бессилие.

Глаза Аврелии были закрыты в упоении, мои уставились на ее изумительные прелести; я наслаждался, словно ягненок, пасущийся в цветущих долинах жизни и...

- О, прошу тебя, моя любовь! Откройся, - попросил Фредегунда.

Я повиновалась, плут разомкнул прелестные губы, обхватил ими жесткие волосы, украшающие мое чувствительное место, и, испив бальзама кипрейской богини, сказал:

- Вот так бы я щипал траву на волшебной поляне мадмуазель де Саранж, если бы оставались у меня силы поднять свое повергнутое тело...

Аврелия очнулась от сладкого забытья, уставилась на меня ласковым взором; потом поставила левую ногу на пол у алебастровой колонны, поднялась, от чего занавес небесного театра сразу же упал, и стремительно приблизилась ко мне:

- Comment, Drelesse![127] - начала она сердито и подняла меня. - Qui veut-on dire avec cette masquerade?..[128] В мужском платье - под моей кроватью?.. - И не говоря больше ни слова, даже не дав мне опомниться, она схватила колокольчик и принялась звонить.

Клементина, ее камеристка, которую я знал, появилась в дверях.

- Смотри-ка! Клемане! - воскликнула Аврелия. - Фредегунда сошла с ума.

С этими словами она взяла стул и велела Клементине меня на него уложить.

Клементина молча повиновалась. Ведьма схватила меня, словно охапку белья, и, прежде чем я успел сообразить, что произошло, я уже лежал с задранной рубашкой, как и был должен; Клементина держала меня крепко, будто я был петух, в последний раз прохрипевший «Gare a vous!»[129], а Аврелия так крепко прикладывала свою нежную руку к южным и северным полушариям моей сельской плоти, что я громко орал...

Во время этой экзекуции я дергался так резко, что мой пояс развязался, и красивые монеты рассыпались по ковру и скользкому полу.

- Что это, Фредегунда? - воскликнула Аврелия, увидев деньги. - Предательница! Ты сбежать хотела... видишь, Клементина, это испытание моей доброты!.. Бесстыдница! Убежать она хотела... предать меня! Ах! ты заслужила порки! - И тут же был повторен акт наказания, да такой жестокий, что мои бедные ягодицы разгорелись, будто ковкое железо в кузнице Вулкана[130]. - Клементина, продолжала Аврелия, - золотые забери себе, а эту плутовку отведи в зеленую комнату и лупи ее розгами, пока она не сознается, что задумала...

Клементина подняла меня и потащила за собой.

- Где Евгения? - (это была племянница Аврелии), спросила та вслед.

- Она должна быть в ванной, - отвечала Клементина.

Аврелия приказала Клементине надеть на меня белое неглиже Евгении, но прежде бросить в ванну[11], как только Евгения ее покинет; а с покаянием можно и подождать.

Клементина приказала мне следовать за ней; я шел, придерживая руками спадавшие штаны - вот было зрелище!

Мы прошли длинный ряд комнат и остановились перед закрытой приемной.

Клементина постучала.