Сестра Моника

— Ах, милостивый господин! — пролепетала Каролина; но мой отец встал с места, взял девушку, уложил ее на кушетку и задрал ее юбки и исподнее.

— Да ты писаная красавица, Линхен! — сказал, отводя взгляд, мой отец, возбужденный выпуклыми прелестями Каролины. — Но я не должен созерцать эту красоту, дабы ты не разочаровалась ни во мне, ни в себе.

С этим словами он опустил исподнее на положенное место, накрыл его юбками и аккуратно все расправил.

Линхен пылала.

— Скажи-ка мне, Линхен, что же наша Мальхен по-прежнему шаловлива?

(Вы же знаете, сестры, что меня назвали Мальхен!)

— Все так же, милостивый господин! И, думаю, в этом ее счастье, а то бы была она, как я в ее годы — задумчивой... рассеянной... и... — тут Линхен запнулась.

— То есть ты считаешь, что озорство не следует наказывать?

— Нет, милостивый господин! Впрочем, и девушек моего сорта не стоит наказывать. Лишь раз мне в школе всыпали розог, но я и по сей день помню, как мне потом было плохо.

— Значит после того наказания ты не стала лучше?

— Нет, ни на чуточку!

— Странно.

— В тот раз со мной наказали еще двух парней; из-за их неосмотрительности в сарае при господском замке случился пожар, а я была с ними, и каким бы добрым не был господин фон Фламминг, он не захотел оставить наш проступок безнаказанным, чтобы в следующий раз из-за подобной нерадивости не случилось какого-нибудь большего несчастья. Я первой получала наказание, меня уложили на школьную скамью, и я вытерпела тридцать ударов розгами по голому заду.

— Бедная девочка! — воскликнул мой отец и запустил стоявшей перед ним Каролине руку под юбки.

— Потом подошла очередь тех парней, Хельфрида с Хейльвертом, мне было их очень жалко, особенно Хельфрида, с которым теперь, увы! меня разлучила смерть. — На ее глазах заблестели слезы. — Сначала на скамье растянули Хейльверта, и, когда с него стянули штаны и задрали ему рубаху, я чуть не лишилась чувств и забыла про боль, и думала лишь о том, сколько же ему, бедняжке, придется вытерпеть...

Полковник задрал ей юбки и исподнее и просунул ей руку между ног. И тут, распахнув двери, в комнату с букетом цветов для отца влетела я — я успела увидеть голые ноги Каролины и руку моего отца между ними. Отец быстро опустил платье Линхен и вскочил.

— Что ты принесла, Мальхен? — смущенно воскликнул он.

Я подбежала к нему, отдала букет и поцеловала его руку. Отец прошептал Каролине, чтобы она связала новые розги.

— Ой, милостивый господин! Неужели для меня? — наивно отвечала та.

Отец рассмеялся и громко сказал:

— Ты слишком жалостлива, иди и выполняй, что приказано.

Каролина ушла, а отец взял меня за руку и повел к отцу Гервасию.

— Господин Гервасий, — начал он, — с сегодняшнего дня вы с Мальхен должны приступить к изучению физики; вы ведь сейчас свободны, мне хотелось бы, чтобы следующий час вы с Мальхен посвятили разговору об этом предмете.

Брат Гервасий подобострастно раскланялся, и мне нашлось, чем заняться.

Эти занятия приносили мне немало радости, я еще расскажу, что мне преподавали во время этих уроков, но прежде я должна закончить историю своих родителей, то, что мне поведала мать.

Не успел мой отец вернуться в комнату, как появилась мать в белом атласном платье.

— Ага! — воскликнул отец, — дамы, как я погляжу, хотят сдержать данное моему другу слово и посетить остроумную госпожу фон Тифенталь?

— Если позволишь.

— Без охоты! Ты ведь знаешь, я терпеть не могу эту женщину — в ее черной душе перемешались злословие и коварство. Была б она шлюхой, я бы не имел ничего против такого характера — а так...

— Прошу тебя, друг мой! Ты к ней слишком суров.

— Отнюдь, Луиза! Я-то знаю всю подноготную ее гнусной души...

Тут появилась Каролина с розгами...

Мать побледнела.

— Ты же не собираешься?.. — спросила она, смутившись...

— Собираюсь! — Произнеся это, отец подошел к дверям и запер их на ключ.

Каролина не могла сдвинуться с места и лишь дрожала; полковник же взял у нее розги и велел ей поставить к окну скамеечку. Под окнами проходил парад.

— Прошу тебя, Август, не сейчас!

— Сейчас, — отрезал отец, и за окном забила барабанная дробь... — Ты столько раз нахваливала мне грудь Линхен — теперь я хочу ее видеть.

«Что это даст», подумала моя мать, подошла к Каролине и сняла с нее нагрудную косынку. Полковник тоже подошел к девушке и стремительно сорвал с нее рубашку, так, что обнаженные груди Линхен затряслись.

— Ты и в самом деле красивое существо, Линхен! — произнес полковник. — Будет жаль, коли из-за моей жены ты окажешься в когтях порока.

Луиза покраснела и промолвила:

— Чего же я тебе такого сделала, Линхен, что подобные подозрения...

— Молчи, Луиза, время разговоров закончилось, пришло время наказывать и быть наказанной. Подойди сюда.

Полковник подвел обеих к окну.

— Линхен, задери госпоже платье до исподнего.