Сестра Морфея

— Ещё не то сейчас услышишь, — выразительно подняла она руку, — только не перебивай меня. Ты многого не знаешь, и не видишь, а у меня глаза, как перископы. Посмотри, сам с женой живёт несколько лет в детском доме, занимая на втором этаже полезную площадь спортзала. Думаешь, у него квартиры нет? Есть, да ещё какая на Рождественской улице, в семнадцатом доме. Только он её за бабки сдаёт. У него в детском доме числится человек десять родни, которых в лицо никто не видал. Это дворники, уборщицы. Его жена получает ставку уборщицы спортзала, который моет раз в месяц. А положено делать влажную уборку два раза в день. Ещё она получает ставку костюмерши. А зачем здесь нужны дворники? Дети территорию вылизывают по два раза в день. Одна только сотрудница из его родни спину гнёт на гектаре садовой земли. И не известно для кого, для личной выгоды директора или для себя. И опять же если бы не дети, сад давно наверное бы завял. А спроси их, много ли им яблок, перепадает из этого сада, они покажут тебе шиш. Он на водохранилище, строит себе коттедж. Там все взрослые дети пашут на нём, за пайку. И это ни для кого секретом не является. А главное его преступление это, то, что он спит с мальчиками. Сама видела. Захожу как то утром за ключом от спортзала в летнюю дачу, а он в неглиже с двумя мальчиками спит, а на полу валяются игрушки. Панкратова в советские времена из первой школы за это выгнали, так нашлись добрые люди, пристроили его сюда. Поэтому не зря в народе молва гуляет, «Не дети такие, их делают такими те, кто приходит работать с ними». Все его безобразия я отразила на бумаге и завтра отнесу прокурору.

Она взяла кий в руки, которым Платон накладки для ракеток закатывал.

— Я ушла, — только зайду на минуту к этому хомяку, директору. Пару ласковых слов ему выдам.

— Положи кий, он мне ещё пригодится, — остановил её Платон, — если тебе невтерпёж попробовать на прочность голову директора, то лучше костыль об него сломай. А ещё лучше, если ты сейчас пойдёшь в гардероб, оденешься и отправишься домой. Поверь мне, — горячиться, сейчас не следует. Я полностью с тобой согласен, и если тебе верить, то Панкратов выродок с научной степенью. Его место безусловно за решёткой, но дело в том, что если ты сейчас дашь ход своим бумагам, то тут такая завируха поднимется после. Она может мне перекрыть вход на областные соревнования. И ты не забывай, что Янке я напророчил золотую медаль. Так что давай пока воду не мути.

Она внимательно выслушала его, положила кий на стол и счастливая вышла из бассейна.

Через минут двадцать, к нему зашла оторопевшая Роза.

— Сергей Сергеевич, что это с Людкой случилось. Вышла от директора, как Терешкова из кремлёвского дворца со звездой Героя Советского Союза на груди. Я ей говорю, здравствуй, а она мне:

«Пошла вон курица». На первом этаже, гардероб не кому было ей открыть. Так она давай топать ногами и кричать:

«Подать мне сюда Тряпкину — Аляпкину, где там лазает эта вахтёрша? Косолапый Панкратов, совсем за дисциплиной не смотрит младшего обслуживающего персонала».

Платон от души посмеялся над рассказом коллеги.

— Смешного ничего не вижу, — подавленно смотрела она на него. — Неужели не заметно, баба умом свихнулась. Правда, что её приглашают в фильме сниматься?

— Правда, правда, — не переставая смеяться, подтвердил он. — Она теперь нам не ровня, за один час вознеслась на небеса по золотому трапу, который ей бог оттуда скинул. Но на работу пока, будет ходить.

— Надо думать, разве плохо за прогулку по детскому дому полноценную зарплату получать, — сказала она и вышла в коридор. Через десять минут вернулась с глазами блюдцами:

— Ты представляешь Сергей, вчера он её при всех костерил, грозился уволить, а сегодня ей ещё полставки дал. Сейчас зашла к секретарю, а она приказ на Людку уже заготовила. Папа, что совсем опупел? Хотела к нему зайти. А он видеть никого не желает.

— Да ты, что? — открыл он от удивления рот. И в душе мысленно выразил Людмиле Ивановне уважение.

— Вот тебе и что! — мы с тобой, как волы впряглись в работу, а она и приступать не думала, зато деньгу будет огребать больше нас.

— Завтра она придёт, и мы спросим, за что её такими почестями одарил директор, — сказал Сергей Сергеевич. — Можно было и сегодня узнать у Людмилы Фёдоровны, но она в Москве.

В этот «праздничный день для Людмилы Ивановны» в детском доме только и говорили про неё. Зависть и лицемерие здесь лидировали. Но она об этом не знала, но чувствовала.

ПУСКАЙ КУРИТ БАМБУК