Присмотревшись к Наде, я посоветовался с отцом Сергием и привел ее в наш храм. Надю там сразу обуял страх. Она затравленно оглядывалась, жалась ко мне и мелко тряслась. Мне стоило большого труда подвести ее к священнику. Она встала у аналоя и каждую секунду оглядывалась, не ушел ли я, не оставил ли одну. Наконец, Надя на вопросы священника сначала стала кивать, а потом и заговорила. Оказалось, она крещенная в детстве бабушкой и даже раз причащалась. Но родители строго–настрого запретили ей ходить в церковь и всю жизнь рассказывали расхожие небылицы «про злых жадных попов» и «опиум для народа». В тот раз Надя впервые исповедалась, а в воскресенье причастилась. Но когда через неделю пришло время опять собираться на вечернюю службу, она заупрямилась и чуть не на коленях просила не вести ее в храм. Отец Сергий сказал: «Не надо ее водить насильно. Будем за нее молиться, а там она и сама станет посещать храм, добровольно».
С работы она уволилась и почти все время сидела дома, а вечерами мы с ней гуляли, иногда ужинали в ресторане, захаживали в гости к моим друзьям. Пришлось немало поработать над ее гардеробом: как-то раз я решительно выбросил ее старушечьи наряды, а в приличном магазине одел с ног до головы в новую одежду – неброскую, скромную, но приличную. Потом привел к стилисту, который подобрал ей прическу и макияж. Потом я настоял на том, чтобы она поступила в кружок бальных танцев и на женские курсы, где учат хорошим манерам и делают из женщин леди для высшего света.
Разумеется, все мои начинания Надю каждый раз пугали чуть не до смерти, и только моя настойчивость и ее привычка подчиняться, наконец, приводили ее в новое общество. В ходе преобразований выяснилось, что у Нади очень даже стройная фигура, миловидное лицо, прекрасные волосы, бесконфликтный покладистый характер, элегантная моторика движений – и это постепенно изменило мнение о ней окружающих, в том числе и моё, в лучшую сторону. Так мало–помалу, шаг за шагом, забитая стеснительная дурнушка в старушечьих платьях стала превращаться в довольно симпатичную женщину, как сейчас принято говорить, «адекватного поведения». Но самое главное – Надя сама чувствовала себя намного уверенней среди людей, что привнесло в ее поведение спокойствие и утонченность.
Между тем подошел к исходу и наш полугодовой «испытательный срок», о котором договорились в первый день совместного проживания, и мы решили узаконить наши отношения в соответствующем учреждении. Свадьбу в обычном смысле мы заменили на торжественный ужин в ресторане в обществе лишь моих братьев с дамами – и тем самым завершили официальное оформление брака. В новобрачную ночь мне довелось познакомиться еще с одним достоинством молодой жены, которое все эти годы тщательно скрывалось под спудом страха и болезненной застенчивости. Признаться, это открытие меня весьма обрадовало и сблизило нас как супругов, и все же об этом лучше скромно умолчать…
Дом, мой… с некоторых пор осиротевший дом, наконец-то согрелся любовью. Обо мне заботилась прекрасная женщина, она меня вкусно кормила, она следила за моей одеждой, убирала, стирала, наполняла дом тем уютом, который способна создать только женщина. Наконец-то мне стало приятно возвращаться с работы домой.
Неужто счастье возможно, неужто это происходит со мной, звенело в голове. Слава Богу! Жизнь прекрасна!
Время потерь
Всему свое время, и время всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать;
время насаждать, и время вырывать посаженное
(Библия, Екклесиаст, 3; 1–2)
А по окончании медового месяца, на заводе начался аврал, я стал пропадать на производстве днями и ночами, уезжал в командировки – и моя Наденька меня бросила.
Как-то вечером прихожу с работы домой, а на столе белеет записка: «Прости, дорогой, я полюбила другого мужчину. Меня не ищи. Надя». А через полчаса ко мне зашел Макарыч, доложил, что моя бывшая жена ушла к Фрезеру и вкрадчиво спросил:
— Арсений Станиславович, а не пришла ли пора «стереть» бандита?
— Да нет, Макарыч, – вздохнул я протяжно. – Это не повод. Ну, влюбилась женщина, с кем не бывает.
— Неужели вы не понимаете, что Фрезер таким образом мстит за то, что не смог заполучить Машу.
— И все-таки, нет! Не трогать ни его, ни её.
— Дело ваше, – сказал тот, вставая.
— Это точно. Моё.
Чтобы как-то привести себя в нормальное душевное состояние, я прибег к расхожему мужскому приёму – погрузился с головой в работу. Некоторое время даже спал в комнате отдыха своего кабинета. А работы у директора, как известно, мало не бывает.