Сестра ветра

— Это в тебе сейчас тминная водка говорит, мой друг. Поверь мне на слово, Йенс. Все твои душевные страдания проистекают от того, что ты в первый раз в жизни получил отказ. Только и всего. И никакой любви тут нет.

Йенс медленно цедил уже остывший кофе, размышляя над вчерашним разговором. А может, Саймон действительно прав? Однако прелестный образ Анны, ее божественный голос по-прежнему будоражили воображение. И зачем ему эта лишняя головная боль, подумал он с отчаянием. У него и без Анны Ландвик проблем хоть отбавляй. Лучше бы он никогда ее не видел. И не слышал, как она поет…

* * *

Суаре назначили на пятнадцатое июня, приурочив к дню рождения маэстро Грига. Несколько дней тому назад, уже после последнего показа спектакля «Пер Гюнт» на сцене, за традиционной чашечкой чая в гостиной герр Байер сказал Анне:

— Я пошлю приглашение Эдварду Григу. Пусть он своими глазами увидит ту девушку, которая первой исполнила песни его Сольвейг. Впрочем, говорят, он сейчас за границей. Но мы построим программу вашего выступления, Анна, таким образом, чтобы вы обязательно исполнили несколько народных песен. В том числе и из спектакля «Пер Гюнт», конечно. А еще обязательно арию Виолетты из «Травиаты» Верди. И какой-нибудь церковный гимн. Хочу, чтобы слушатели сами убедились, какой широкий диапазон у вашего голоса.

— Но успею ли я вернуться к себе в Хеддал, чтобы попасть на свадьбу брата? — осторожно поинтересовалась у профессора Анна, чувствуя, что еще месяц без свежего воздуха — и она попросту задохнется в четырех стенах городского дома.

— Конечно, дорогая моя. Обязательно успеете. Вы поедете в Хеддал сразу же после суаре и пробудете дома все лето. А с завтрашнего утра снова за работу. У нас в запасе всего лишь месяц. За этот срок мы должны довести до совершенства и вас, и ваш голос.

Для этой цели герр Байер пригласил целый ряд педагогов, которые, по его мнению, могли компетентно следить за тем, как Анна исполняет те песни, на которых они остановили свой выбор. Гюнтер по-прежнему натаскивал ее по части оперного репертуара, капельмейстер из кафедрального собора, с обгрызенными ногтями и со сверкающей лысиной, регулярно наведывался к ним в качестве эксперта по исполнению духовной музыки. Сам герр Байер ежедневно в течение часа занимался с Анной техникой вокала. Потом приходила портниха, снимала с Анны мерки, чтобы сшить ей множество красивых нарядов, подобающих для восходящей оперной звезды. Но больше всего Анна радовалась тому, что герр Байер стал регулярно водить ее на самые разнообразные концерты.

Так, в один из вечеров, когда они собирались на премьеру оперы Россини «Севильский цирюльник», которую в их театре давала гастролирующая итальянская труппа, Анна вошла в гостиную в одном из своих новых вечерних платьев: изысканный наряд из небесного-голубого шелка.

— Моя юная барышня! — восторженно хлопнул в ладоши герр Байер при ее появлении и тотчас же поднялся со своего места. — Вы сегодня просто неотразимы! Этот цвет вам очень к лицу. Очень! А сейчас позвольте мне нанести еще один маленький штришок.

Герр Байер вручил ей кожаную коробочку, в которой лежали сапфировое колье и сережки в форме двух продолговатых капель. Сверкающие камни с алмазной огранкой были закреплены на филигранном золотом ожерелье. Тонкая работа сразу же выдавала руку истинного мастера. Ошеломленная Анна молча уставилась на украшение, не зная, что сказать.

— Герр Байер…

— Эти украшения принадлежали моей жене. Хочу, чтобы вы надели их в этот вечер. Позвольте, я помогу застегнуть вам замочек.

Анна не посмела отказать. Профессор достал из футляра колье, а уже в следующую минуту она почувствовала легкое прикосновение его пальцев у себя на шее, когда он стал возиться с замком.

— Прекрасно дополняет ваш наряд! — воскликнул профессор, не скрывая своего удовлетворения. Герр Байер стоял так близко от Анны, что она явственно почувствовала его не совсем свежее дыхание. — А сейчас поспешим и предстанем перед почтенной театральной публикой во всей нашей красе.

* * *

Весь следующий месяц Анна упорно занималась музыкой, стараясь получить максимум удовольствия от своего пребывания в Христиании. Она регулярно писала письма Ларсу, а каждый вечер, отходя ко сну, истово молилась. Однако, несмотря на все свои старания, так и не смогла прогнать из своей головы мысли о Йенсе Халворсене Ужасном, как она его прозвала про себя. Сто раз она повторяла себе, что получила хороший урок, поддавшись минутной слабости ветреного сердца. Увы-увы! Мысли продолжали кружить по замкнутому кругу, словно стрелки на циферблате часов. Вот если бы она могла довериться какому-нибудь преданному ей человеку, поделиться, попросить помочь ей избавиться от этого наваждения. Ведь есть же, в конце концов, какое-то средство. Лекарство от любви.

— Господи боже мой! — вздохнула Анна однажды вечером, поднимаясь с колен после молитвы. — Думаю, я очень, очень больна.

Чем ближе была назначенная дата, тем сильнее волновался и сам герр Байер. Анна видела, в каком возбуждении он пребывал все последние дни.