— Да, я очень хорошо знаю эту пьесу. Пожалуй, нет ни одного моряка на свете, который не знал бы эту мелодию. В сущности, это главная музыкальная тема старинной баллады «Моряк Колледж Хорнпайп».
В моей памяти мгновенно всплыли звуки знакомой мелодии, которую я когда-то исполняла на флейте, много-много лет тому назад. Но вот, оказывается, хорошо помню ее и до сих пор. И снова подумала: как же много в этой неожиданной просьбе Тео от него самого. Здесь и его страстная, всеобъемлющая любовь к морю и к парусному спорту, и жизнеутверждающая сила бытия, и радость от того, что ты еще просто жив.
— Мне будет приятно сыграть эту мелодию для Тео, — закончила я.
И впервые после получения известия о его гибели я дала волю слезам.
В последующие несколько дней мы с Селией изо всех сил отбивались от толп журналистов, буквально взявших наш дом в осаду. Жили мы как две затворницы, рискуя высунуть нос на улицу только затем, чтобы купить себе какой-нибудь еды да траурные платья для похорон. Пройдя через все эти наводящие тоску, но неизбежные в подобной ситуации дела, я лишний раз преисполнилась уважением к Па Солту, который срежиссировал собственные похороны таким образом, чтобы никому не доставлять лишних огорчений. Вместе с тем безмерно возросло и мое уважительное отношение к Селии. Ведь Тео был для нее всем, смыслом всей ее жизни, а она держалась очень мужественно, не выставляя напоказ свое горе.
— Навряд ли Тео успел рассказать тебе об этом, Алли, но у него была своя любимая церковь в Лондоне. Церковь Святой Троицы на Слоун-Стрит, неподалеку от нашего дома. В младших классах он учился в школе, расположенной рядом с этой церковью. Помню, как лет восьми он солировал на рождественском богослужении, исполняя гимн «Там, в яслях, младенец Иисус…», а я стояла и любовалась им, — пустилась в воспоминания Селия, и счастливая улыбка любящей матери озарила ее лицо. — Так что скажешь, если мы церемонию прощания проведем именно в этой церкви?
Меня тронуло до глубины души то, что Селия советуется со мной по таким сугубо семейным вопросам. И хотя мое мнение было не так уж и важно — ведь она будет хоронить своего единственного, своего любимого сына, которого знает как никто, — тем не менее какое надо иметь благородство души и какое сострадание к ближнему надо проявить, чтобы понять и оценить мои чувства к Тео. А заодно и то, что чувствовал Тео уже по отношению ко мне.
— Думаю, вы выбрали наилучший вариант из всех возможных, Селия.
— Ты не хочешь пригласить кого-то из своих знакомых на церемонию прощания?
— О том, что мы с Тео — пара, знали только члены экипажа да близкие нам друзья из мира парусного спорта, — честно призналась я. — Остальные, если я их приглашу, могут и не понять.
Зато сама Селия
Увы-увы, вновь приобретенные мною знания о возлюбленном ничего не меняли в реальной жизни. Однако хоть я и понимала умом, что Тео больше нет, разговоры о нем действовали на нас обеих умиротворяюще. Всякий раз, когда мы с Селией называли его по имени, он был для нас жив. И это было важнее всего остального.
12
— Готова? — спросила у меня Селия, когда машина остановилась возле церкви Святой Троицы.
Я молча кивнула в ответ, мы быстро пожали друг другу руки — такое взаимное единение перед тем, что нас ждет впереди. Потом выбрались из машины и под вспышки многочисленных фотокамер пошли к церкви. Внутри церковь напомнила мне глубокую пещеру. И она была заполнена народом до отказа. Все скамьи были заняты. Люди теснились, стоя в проходах и у задней стены. И я снова чуть не расплакалась при виде такого количества людей, пришедших проститься с Тео, хотя и дала себе слово держаться и не хныкать.
Тео уже ждал меня у алтаря, и мы с Селией медленно двинулись по проходу к его гробу. Я нервно сглотнула комок, подступивший к горлу. Какая ирония судьбы! Я, шагающая к алтарю. Что за ужасная пародия на свадебную церемонию, которая могла бы состояться в этой же самой церкви, останься Тео жив.