Сестра Земли

— Нет, почему глупо? Немного странно — это правда, но не глупо.

Коржёвский провёл рукой по плечу Второва. Лицо биолога, очень похожее на лицо Чернышевского (только без очков), было непривычно мягко.

Мельников с удивлением смотрел на него.

Подобно Белопольскому, Коржёвский редко улыбался и всегда выглядел суровым и каким-то «неприступным». Он почти не вступал в разговоры, а когда обращались к нему, отвечал коротко и сухо. Даже в кают-компании во время обеда или ужина он казался погружённым в свои мысли. Беседы о Земле, возникавшие постоянно между членами экипажа, как будто совсем его не затрагивали, и он ничем не выказывал интереса к ним. Многие, да и сам Мельников, думали, что польский учёный нисколько не скучает по Земле, не думает о ней. И вот сегодняшняя ночь показала, что они ошибались. Если бы биолог не скучал по Земле, на него не произвело бы впечатления так неожиданно пришедшее в голову Второва стихотворение.

«Чтобы узнать человека, нужно время, — подумал Мельников. — Когда-то я был совсем другого мнения о Белопольском».

Он чувствовал, что и Коржёвский и Второе стали ему как-то ближе, понятнее после этого, в сущности незначительного, эпизода.

Как только лучи солнца коснулись разведчиков, они выключили искусственное тепло, в котором не было больше нужды, и пошли дальше.

Опять начались бесконечные прыжки, спуски в трещины и внимательный осмотр всего, что попадалось на дороге.

Часа через полтора подошли к краю отвесного обрыва. Внизу, на глубине около пятисот метров, расстилалась круглая долина, более обширная, чем встречавшиеся до сих пор. С этой страшной высоты она казалась ровной и гладкой.

— Тут, пожалуй, уже не прыгнешь, — сказал Второв.

— Почему? — возразил Мельников. — Прыгнуть вполне возможно. Это всё разно что два метра на Земле. Скорость в конце прыжка не превысит шести метров в секунду. Но дело в том, как вернуться обратно. Обратите внимание: котловина окружена со всех сторон отвесными стенами. Не правда ли, она похожа на гигантский искусственный колодец?

— Правда, похожа, — согласился Коржёвский. — Любопытный каприз природы. Но если можно спрыгнуть с высоты «двух метров», как вы сказали, то совершить такой же прыжок вверх никто из нас не сможет.

— Неужели нам придётся уйти, не обследовав эту странную котловину? — Второе наклонился и пристально вгляделся в дно пропасти. Отсутствие воздуха создавало идеальные условия видимости. — Вон там, мне кажется, какие-то непонятные выступы. Странная форма.

Мельников вгляделся. Обладая острым зрением, он ясно увидел что-то, очень напоминающее развалины.

— Как жаль, что мы не можем пользоваться биноклями, — сказал он. — Там действительно что-то новое.

— Бечёвки не хватит, — сказал Коржёвский.

Уходя в разведку, они взяли с собой четыре мотка крепкого шпагата, метров по восемьдесят в каждом.

— Дайте-ка мне руку, — попросил Второв. Он совсем свесился над краем бездны.

Мельников легко удерживал его почти невесомое тело.

Глубоко внизу Второв увидел то, что искал. Стена была не совсем гладкой; он разглядел неширокий каменный карниз.

— Как раз то, что надо, — сказал он, поднимаясь. — На Земле я шутя брал с разбегу полтора метра. Правда, в этом костюме я значительно тяжелее, но думаю, что на метр подпрыгнул бы. Значит, здесь на двести пятьдесят метров с лишним. Этого достаточно.

— Очень рискованно, — сказал Мельников.

— Почему, Борис Николаевич? Допустим, что я не смогу выбраться обратно. Тогда вы оба вернётесь на корабль и принесёте длинную верёвку. Если не задерживаться в пути, на это потребуется не больше двух часов.

— Что вы хотите делать? — услышали они вопрос Белопольского.

Мельников рассказал, особо подчёркивая странную форму камней, похожую на развалины.

— Какая, вы говорите, глубина?

— Не более пятисот метров.

— Хорошо! — решил Белопольский. — Попробуйте!

Мешок с камнями привязали к концу первого мотка. Если шпагат выдержит его тяжесть, то человека выдержит и подавно, даже такого, как Второв, — вместе с «пустолазным» костюмом он весил не больше семисот граммов.

Мешок пошёл вниз. Когда первый моток кончился, к нему привязали конец второго. На половине четвёртого мотка мешок лёг на карниз.

— Примерно триста метров, — сказал Мельников. — Во всяком случае, если верёвка и разорвётся, вы не рискуете разбиться.

— Всё будет хорошо, Борис Николаевич.

Мешок подняли и вместо него привязали Второва. Киноаппарат он оставил, взяв фотокамеру.

Хотя Мельников и знал, что на Арсене не очень опасно падение с высоты полукилометра, он с тревогой наблюдал, как Коржёвский осторожно опускал Второва вниз. Падение не угрожало переломом костей, но могли разбиться стёкла шлема — и тогда мгновенная смерть. Правда, это было не стекло, но всё же… Кроме того, пропасть была так глубока, что никакие рассуждения о разнице между Арсеной и Землёй не могли избавить от лёгкого головокружения при взгляде на подножие скалы, исчезавшее где-то далеко-далеко внизу.

Металлическая голова Второва становилась всё меньше и меньше…