Сестра Земли

Никто не допускал мысли, что на Земле на радиостанции никого нет. Это было невозможно, немыслимо…

Потрясённым людям секунды казались минутами…

И когда все окончательно уверились, что попытка не удалась, из репродуктора раздался слабый, но отчётливый голос:

— Ваша радиограмма принята. Благодарим за то, что пошли на риск, чтобы успокоить нас. Советую немедленно вернуться на поверхность Венеры. Желаем полного успеха в работе и её благополучного завершения. Семьи экипажа здоровы, у них всё в порядке. Подтвердите получение нашей радиограммы и немедленно опускайтесь. Горячий привет. Сергей Камов.

Словно ярче вспыхнули электрические лампы, словно свежее стал самый воздух. Давящая тяжесть ушла из сердца.

— Приняли. Поняли. Следующая связь двадцать седьмого августа. Выключаю передатчик, — сказал Топорков.

И только успели прозвучать эти слова, звездолёт пошёл вниз, туда, где далеко, белоснежной массой раскинулся необъятный облачный океан.

Мельников случайно посмотрел на Белопольского и поразился необычайному зрелищу. Константин Евгеньевич улыбался. Это было не то подобие усмешки, которое он иногда видел на суровом лице академика, а широкая, радостная улыбка человека, с плеч которого свалился камень. Казалось, ещё секунда — и Белопольский засмеётся.

«Расскажу Арсену, ни за что не поверит», — подумал Мельников.

Спуск занял значительно меньше времени, чем подъём. Через восемнадцать минут корабль влетел в облака. И так же, как двенадцать дней тому назад, миновав их толщу, оказались в самой середине грозового фронта. Словно Венера не умела другим способом встречать гостей.

— В третий раз мы с вами опускаемся на Венеру, — сказал Мельников. — Через несколько минут снова увидим оранжевый лес… Хоть бы что-нибудь зелёное!..

— Это результат духовной связи с Землёй, — чуть насмешливо ответил Белопольский.

— Я ни на минуту не терял этой связи, — обиженно возразил Мельников.

— Охотно верю. Но раньше всё заглушалось интересом к работе. Какая разница — зелёный или оранжевый цвет!

«Всё-таки, странный он человек, — подумал Мельников. — Никак не понять его до конца».

Материк находился сейчас почти на границе дневной и ночной половины Венеры. Направляясь на запад, звездолёт не мог пролететь мимо. И действительно, через двадцать минут полёта увидели на экране оранжево-красный лес. Мельников, управлявший кораблём, повернул на север, ища устье реки.

Проходили минуты, но она не появлялась. Вскоре заметили, что лес становится реже; начали попадаться равнины, которых не видели с борта подводной лодки.

— Или мы гораздо южнее, или, наоборот, севернее реки, — сказал Мельников. — Местность мне незнакома.

— Скорей всего севернее, — ответил Белопольский. — Повернём на юг.

Мельников переложил рули. Описав широкий полукруг, звездолёт повернул обратно.

Ещё около получаса летели вдоль берега, не встретив ни одного грозового фронта. Они виднелись всюду, но, по-видимому, шли также на юг.

С высоты шестисот метров открывался широкий кругозор. Белопольский и Мельников одновременно заметили искомую реку. Недалеко от океана она круто сворачивала на северо-запад, исчезая за лесным массивом. В той стороне горизонт был закрыт полосой грозы.

— Всегда и везде, — с досадой сказал Мельников.

Уже хорошо знакомые пейзажи Венеры сегодня почему-то раздражали его. Такое же чувство испытывали и остальные члены экипажа. Все смотрели на свинцовое небо и оранжево-красную полосу берега с раздражением. Хотелось увидеть что-нибудь, что хоть немного напоминало бы родину. Но, кроме воды океана, всё было иным, чуждым….

— Переждём! — спокойно сказал Константин Евгеньевич. — Особенно торопиться нам некуда.

На самой малой скорости звездолёт стал летать по кругу, не удаляясь от реки и ожидая прохождения фронта. Вскоре дорога очистилась.

Ещё пятнадцать минут полёта — и вдали показались пороги, казавшиеся с высоты тонкой белой линией, протянутой поперёк реки.

— Смотри, там озеро! — вдруг сказал Белопольский.

Мельников вгляделся в экран. Действительно, совсем близко от порога, среди деревьев, виднелось лесное озеро, имевшее, насколько можно было судить на расстоянии, километра два в поперечнике. Когда подлетели ближе, стало видно, что северный берег плоский, а южный поднимается над водой крутым обрывом. Лес подступал почти к самой поверхности воды.

Звездолёт опустился к вершинам леса. Моторы работали на минимально допустимой на столь незначительной высоте мощности, но всё же скорость была не менее пятидесяти метров в секунду.

Долетев до озера, Мельников повёл корабль вдоль его берегов.

— Вижу брёвна на северном берегу, — раздался из репродуктора голос Пайчадзе.

Вместе со всеми он находился в обсерватории и мог не на экране, а непосредственно в окна наблюдать местность.

В этот момент Мельников и сам увидел высокий штабель, и не один, а несколько. Они стояли на равном расстоянии друг от друга и были сложены из таких же брёвен, какие они с Баландиным видели у порогов. Но корабль пролетел мимо так быстро, что нельзя было ничего рассмотреть как следует.

— Вижу деревянную плотину!