Сестренка

– Но почему? Тебя же ждут в части… Может, с Иришкой еще помиришься, – убеждала его я. – Послушай, Юрик, просто тебе надо встретиться с Юлей. Ну, в неформальной обстановке. Я вот думала – позови ее пообедать. Решите все ваши разногласия. Обязательно попроси прощения. Я знаю, что ты раскаиваешься. Ты ведь наверняка был тогда пьяный, да? Ты же не понимал, что делаешь? Вот все это ей и скажи. Вы можете и дальше не общаться друг с другом, но эту рану надо затянуть, Юра! Зачем враждовать, когда уже десять лет прошло с того случая? А потом обязательно сходи на исповедь. Все можно уладить, сынок, нет ничего непоправимого. В конце концов, Христос простил разбойника, распятого рядом с ним, когда тот покаялся…

Юра нервно рассмеялся:

– Ты ничего не понимаешь, мама. Жена со мной жить не хочет. Представляешь, намекает, что я могу дочку изнасиловать. Но я люблю свою дочь, очень люблю. И Иришку люблю. Но теперь и это в прошлом…

– Но почему? – недоумевала я.

– А ты открой Юлин «Инстаграм». – Он глубоко вздохнул и заключил: – В общем, мама, я уезжаю. Навсегда. Я знаю, что с отцом беда. Держитесь. Как устроюсь – пришлю денег. Прости, мама. Вспоминай хоть иногда.

– Где ты?! – кричала я в трубку. – Куда ты поедешь?!

Ответом мне были отрывистые гудки.

* * *

Я взяла с собой только самое необходимое. Специально не брала любимые вещи, в которых чувствовала себя красивой: стыдно, что еще не до конца отвергла все мирское.

Когда старец Наум благословил меня уйти в монастырь, чтобы отмаливать грехи – свои и родных, я ощутила такое же счастье, как тогда, в студенческом Ленинграде.

О монастыре, куда старец меня послал, я знала немного: почти всем зданиям на его территории нужен срочный ремонт, рабочих рук не хватает, матушка игуменья, считай, при смерти… Но чем сложнее задача, тем богоугоднее дело, говорила я себе.

Однако мысли о несчастной семье, которую я оставила, преследовали меня. В поезде я все же достала телефон и зарегистрировалась в «Инстаграме».

Я нашла ту самую запись дочери, о которой говорил Юра, но прочесть ее от начала до конца не могла: путались мысли, подкрадывались слезы. Я словно обжигалась отдельными строчками:

«Я бы предпочла вовсе не жить».

«Он раздвигал мне ноги, влагалище, ягодицы и выжигал душу».

«Я ни о чем не могла сказать окружающим: мне казалось, как только слова вылезут из меня, произойдет пожар, землетрясение, теракт, что угодно…»