Сестричка

На такой лавочке ближе к углу блиндажа сидела молоденькая девушка. Заметив её, капитан вздохнул и направился к ней.

– Товарищ Качуевская, – обратился он к ней, – вы всё ещё здесь. Неужели снабженцы не обеспечили всем необходимым полковой госпиталь? Или у вас есть ещё какие незавершённые дела?

– Обеспечили, Василий Макарович. Я бумаги привезла. И…

– И опять на передовую проситься пришла. Ходатайство о переводе в снайперы отклоняю, – укоризненно проговорил капитан.

– Но…, – твёрдым голосом попыталась возразить девушка.

– Эх, товарищ Качуевская, – покачал головой капитан, – была бы моя воля, оставил бы вас в тылу ухаживать за ранеными. А на передовую разрешал только парням идти, – он ещё раз мотнул головой, – в ближайшее время получите приказ о прибытии на передовую вместе со всеми санинструкторами. Кандрашов! – Окликнул он писаря.

– Я, товарищ капитан!

– Бумаги принял у товарища Качуевской?

– Так точно!

Капитан вновь повернулся к девушке. Та улыбалась открытой задорной улыбкой. Желание попасть на передовую сбылось, теперь она вновь сможет помогать товарищам непосредственно в бою. Покряхтев не по возрасту, Василий Макарович покачал головой и, чуть наклонившись, по-отцовски молвил.

– Ну, ступай. До Хулхута отправляется машина. Прямо до госпиталя. Ступай, а то пешим строем придётся идти. – Девушка отсалютовав направилась к выходу из блиндажа.

Камлыкские степи

Спустя полчаса Наташу Качуевскую уносила потрёпанная полуторка. Закутавшись в шинель, она смотрела куда-то вдаль, туда, где небо смыкалось с землёй. К началу войны ей исполнилось всего 19 лет. И как тысячи молодых людей, первокурсница ГИТИСа Наташа Спирова стремилась попасть на фронт. Раз за разом юная студентка получала отказ. Но не опускала рук, с упорством писала прошение военкому.

В голове, как фотокарточки проявлялись лица молодых смеющихся солдат. Всплывали картины воинских частей, что посещала их концертная бригада, состоящая из не окончивших института молодых актёров. Она собрала и возглавляла их, стараясь хоть чем-то помогать фронту. Им было немногим меньше тех смеющихся и задорно хлопавших красноармейцев. Но отчего-то именно лица необстрелянных юнцов вспомнились Наташе.

Машину покачивало, свет фар выхватывал редкий кустарник, росший вдоль обочины. От этого монотонного движения начинало клонить в сон. Перед глазами поплыла дымка забытия, и в этой пелене, как на экране дома культуры прорисовывались концерты в госпиталях. Они пролетали, не задерживаясь, кроме того, где состоялась первая встреча с Павлом Павловичем Качуевским, командиром специального отряда.

Шумными овациями сопровождался последний номер, показанный артистами в тыловом госпитале. Наташа наблюдала за импровизированным залом из-за небольшой шторки, сделанной на скорую руку на манер театрального занавеса. Это было не первое их выступление, но она всё равно волновалась, хоть и не показывала этого открыто. На плечо аккуратно легла рука, большая сильная. От неожиданности Наташа вздрогнула.

– Извините, я вас напугал, – послышался мужской громкий шёпот. Наташа обернулась. Рядом с ней стоял высокий мужчина, опирающийся на палку-трость, – у ваших товарищей хорошие номера, бойцы прибывают в приподнятом настроении.

– А вы почему здесь, а не в зале?

– Хотел поблагодарить артистов от ребят и себя самого. То, что вы делаете, очень нужно для поднятия настроения раненых.

– Странно, я вас не видела в зале.

– Это потому, что моё место во-о-он там, – тихонько потянул мужчина, указывая на дальний ряд, – мои товарищи в третьем ряду.

– Отчего же вы на самой галёрке?

– Командир должен заботиться о своём личном составе даже на излечении.

Так их первое знакомство и произошло. Павел оказался внимательным и заботливым мужчиной. Наташа была очарована им, встречи стали частыми. Прогуливаясь по больничному парку, где Павел проходил реабилитацию после очередного ранения, они много общались. Он не рассказывал о войне, не пытался вскружить голову ратными подвигами. Рассказы его были о людях, служивших с ним в одном отряде.

«Мама, он такой добрый, честный и заботливый, ему доверяют свои жизни множество людей, и я свою готова доверить, – рассказывала она матери Александре Леонидовне, – он мне самый родной и близкий, я готова идти за ним в огонь, и в воду».

А вскоре Наташа и Павел поженились, их желание быть вместе было обоюдным, и война не могла встать на их пути.

– Слышь, дочка, – окликнул её шофёр, – расскажи что-нить, а то гляди того засну за баранкой. Третьи сутки без передыху кручу.

Наташа встрепенулась, отгоняя видения драгоценных мгновений прошлого. За рулём сидел усатый мужичок лет пятидесяти, кряжисто покашливал в кулак и изредка потирал глаза, позёвывая, встряхивая головой.

– А о чём рассказать? – Девушка провела ладонью по лицу, оставляя дремоту позади автомобиля.

– Да хоть о чём, где жила… – шофёр широко зевнул, – я вот, из-под Ярославля, у нас там такая природа. Идёшь по лугам, от запаха цветов голова кружиться начинает. А ягоды какие в лесу ягоды! М-м-м…