У меня новенький «Фольксваген», я отвалила за него огромные деньги, но он того стоит. Мышильда перевела взгляд с меня на машину и тяжко вздохнула:
— Везет же некоторым.
— Это кому же? — усмехнулась я, устраиваясь за рулем.
— Только не заводись, что ты сама, своими руками и так далее…
— А тебе кто мешает своими руками? — огрызнулась я.
— У меня нет твоей хватки.
— Тогда живи на свою зарплату.
— Проживешь на нее, как же, — обиделась сестрица. — Отпуск, а я здесь торчу.
— Поезжай на юг, — продолжала я вредничать.
— На какие шиши? — В этом месте она насторожилась и спросила ласково:
— А ты на юг собралась?
Ясно, Мышильда уже со мной намылилась ехать.
— Отдохнуть в этом году не получится. Деньги нужны, придется покупать квартиру.
— А твоя как же? — удивилась Мышильда, или попросту Мышь.
— Что значит моя? Есть еще Иннокентий Павлович. Не могу же я его вышвырнуть на улицу. Он, чего доброго, и вправду с балкона сиганет. К тому же он прилично зарабатывал, когда мы ее покупали, и на половину жилья имеет право.
— А другая квартира?
— Там же предыдущий муж живет. Его я тоже оттуда не могу выгнать. У него полоса неудач.
— Ага, — съязвила Мышильда, — и мамина квартира. Слушай, а почему бы тебе не сделать родственный обмен, занять одну квартиру, а в другую поселить предпоследнего с последним?
Я неодобрительно посмотрела на Мышильду, хотя идея показалась мне занятной.
Мы подъехали к рынку и отправились за цветами. Парень, сидевший в «Вольво», прищемил палец дверью, еще один поскользнулся на арбузной корке, а тип, у которого мы покупали цветы, простонав «Господи», забыл взять у меня деньги. В целом поход прошел нормально. Мы загрузились в машину и поехали на кладбище.
День был солнечным, но не таким жарким, как предыдущий. На завтра обещали дожди.
— Сейчас бы к морю, — мечтательно прошептала сестрица, хитро на меня поглядывая. И совершенно напрасно: к морю я не собиралась, так же как не собиралась тратить деньги на эту Мышь неопределенной окраски. О чем я не замедлила прозрачно намекнуть.
Старое кладбище находится в черте города. Оставив машину на стоянке, мы прошли через новые ворота и по аллее направились в сторону церкви. Здесь, возле кирпичной кладбищенской ограды, похоронены наши бабушка и дедушка. С них мы обычно начинаем посещение. Могилы радовали глаз цветущими бархатцами. Мышильда принесла воды, мы немного прибрались, расставили цветы и присели на скамейку. Я посмотрела на памятник с выбитыми на нем датами. Если мужчины в нашем роду мерли как мухи, то женщины, как будто желая компенсировать их столь недолгое пребывание на земле, доживали до глубокой старости. Бабуля отметила свой девяностолетний юбилей и скончалась на следующий день, пережив супруга на тридцать лет. Думаю, дедушка ее дождался с большим трудом. Впрочем, судя по рассказам, встреч с дражайшей половиной он никогда особенно не искал. Победу свету его носило от Львова до Шанхая, а бабушка была тяжела на подъем и за ним не поспевала.
Мышильда полезла за сигаретами, а я рявкнула:
— Не смей при бабке.
— Глупость какая, — разозлилась сестрица, но закурить все же не решилась, вздохнула, посмотрела на меня и сказала:
— А у меня бабушкины бусики остались, янтарные. Она еще в них на фотокарточке, помнишь, возле дома с сокровищами?
— Помню, — кивнула я и вздохнула. Ключевая фраза была произнесена, и мысли, мои и Мышильдины, само собой, потекли в одном направлении.
— Как думаешь, — через некоторое время спросила сестрица, — они там?
— Кто? — прикинулась я дурочкой.
— Сокровища, конечно.
— О Господи… — Я покачала головой и отвернулась.
— Думаешь, россказни? А помнишь, в детстве мы с тобой мечтали, когда вырастем, поедем и найдем их.
— Помню. В детстве все мечтают о сокровищах.
— Но не у всех родной прадед их зарывает, — обиделась Мышильда и, облизнувшись, спросила:
— Чего там спрятано-то, я забыла?
Как же, забыла она.
— Тридцать золотых червонцев, — заунывно начала я старую-престарую семейную сказку. — Три колье, одно с большим бриллиантом и четырьмя маленькими, другое с изумрудами, третье с гранатами.
— Прабабкино приданое. Обручальное кольцо, тоже с бриллиантом… — подхватила Мышильда. Перечислив все до последней броши и булавки, мы с облегчением вздохнули, после чего Мышильда с грустью спросила:
— Неужели все это правда где-то лежит?
— Брехня, — нараспев заверила я, разводя руками.
— Ну почему «брехня»? — обиделась Мышильда. — По-твоему, бабка все выдумала?
— Не бабка, а дедка. Небось спустил все на актерок, а бабке наврал, что спрятал.
— Какие актерки? — обиделась за прадеда сестрица, а я рукой махнула.