Сестрички с Севера

Сейчас полиция уже с уверенностью утверждала, что Чжан Вэймэй незаконно присвоила деньги и бежала от правосудия. Она мечтала заполучить вид на жительство в Шэньчжэне, так что, вероятно, залегла на дно где-то там. Разумеется, все это интересовало только полицию. Цянь Сяохун не скучала по Чжан Вэймэй, А-Син тоже не скучала, а Чжу Лие, которая теперь спала на постели Чжан Вэймэй, и подавно. Чжу Лие ругалась, что кровать как-то странно пахнет. Цянь Сяохун объяснила, что это смесь духов, пудры и потных ног, поскольку комната особо не проветривается, и удивляться нечему.

При виде пылкой Чжу Лие не оставалось никаких сомнений, что у нее богатый сексуальный опыт, тем более она рассказывала об этом по поводу и без. До того как поступить на работу в отель «Цяньшань», Чжу Лие успела поработать администратором в другом отеле по соседству, но здесь зарплата была выше.

– Ты не прогадала, Колобок, тебе здесь понравится, да и у сотрудников широкие перспективы. Вон Чжан Вэймэй ушла отсюда с большими деньгами. А-Син отхватила перспективного мужика, ну а У Ин… Одного малыша Ляна достаточно, чтобы мы пускали слюни до конца своих жизней, у нас, может, никогда такого паренька не будет.

Чжу Лие широко улыбнулась и спросила:

– А ты? Твой парень где?

– Я… верю, что он ждет меня на вершине!

Страстность Чжу Лие не ограничивалась лишь внешностью. Однажды Цянь Сяохун после смены открыла дверь в комнату и увидела, что кровать Чжу Лие дрожит мелкой дрожью. Через москитную сетку Цянь Сяохун смутно различала, что соседка оглаживает сама себя. Когда Цянь Сяохун вошла, тряска внезапно прекратилась, но Чжу Лие явно была неудовлетворена, поэтому через пару минут кровать снова задрожала.

– Колобок! Ты чего это валяешься посреди бела дня?! Сходи проветрись! А рукоблудие вредно для здоровья! – прокричала Цянь Сяохун, закрывая дверь.

Чжу Лие раздраженно вздохнула:

– Да все уже. Мать твою, Цянь Сяохун, ты что, завидуешь, что мне хорошо?! Весь кайф испортила. В самый неподходящий момент явилась.

Цянь Сяохун откинула москитную сетку и рассмеялась:

– Колобок, Пань Цзиньлянь77 ты наша, почему ж твой Симэнь78 с тобой не спит?!

Чжу Лие ткнула Цянь Сяохун в бок:

– Ах ты мерзавка, ни за что не поверю, что ты таким не занимаешься.

Цянь Сяохун упала на кровать. То ли Чжу Лие была вся такая мягкая, то ли она сама, но лежать рядом было очень комфортно, словно одна речка впадала в другую. Чжу Лие ухватила Цянь Сяохун за грудь и проворковала:

– Завидую твоим соблазнительным формам, это поважнее, чем пышные щечки.

Цянь Сяохун в ответ ущипнула Чжу Лие:

– Ты меня не распаляй.

Кроме того, что она баловалась сама с собой и с мужчинами, Чжу Лие обожала теребить свои сережки. Это была пара сережек из светло-зеленой яшмы, гладкой и прохладной на ощупь. Днем сережки непременно болтались в ушах Чжу Лие и до вечера, когда она снимала их, чтобы принять душ перед сном, она непременно в течение дня снимала их и сжимала в ладони, рассказывая историю своей прапрабабушки, якобы сережки достались Чжу Лие от нее. Это было единственное занятие, к которому Чжу Лие относилась со всей серьезностью. И хотя сережки были размером с соевый боб и не стоили особого внимания посторонних, например Цянь Сяохун, которая каждый день над ней подтрунивала, сама Чжу Лие обращалась с этими шариками, напоминавшими пластик, как с сокровищами.

Не прошло и пары дней, как явился ее «Симэнь» – сычуаньский парень, побритый почти под ноль. Они обнимались, миловались, болтали на своем диалекте, а под вечер Чжу Лие сказала:

– Цянь Сяохун, если ты не возражаешь, он останется у нас на ночь, а то возвращаться далеко. – А потом обратилась к своему «Симэню»: – Дорогой, оставайся, уж переночуешь как-нибудь ночку.

В итоге «Симэнь» с удовольствием частенько оставался на ночь, один раз даже подзадержался у них недели на две. Чжу Лие объяснила, что он потерял работу и находится в поиске. Цянь Сяохун не могла придумать, чем же занимается этот бритый парень. Одевался он вполне пристойно, но всем своим видом напоминал бездельника, который готов подарить женщине постарше тепло и ласку в обмен на небольшое вознаграждение.

В комнате стояли три кровати, но распределены они были несправедливо. «Пань Цзиньлянь» и ее «Симэнь» теснились на одной, а Цянь Сяохун одна спала на двух. Но «Пань Цзиньлянь» не возражала, только просила Цянь Сяохун по вечерам затыкать уши ватой или слушать музыку в наушниках, недолго, минут так сорок. Чжу Лие нельзя было не восхищаться, так что Цянь Сяохун отвечала ей ее же излюбленным выражением:

– Да пожалуйста! Фигня вопрос!