Сестрички с Севера

На рассвете Цянь Сяохун потихоньку покинула деревню и довольно долго просидела в ивовой роще на берегу реки на приличном расстоянии от деревни. И только когда отсидела зад и живот заурчал от голода, поднялась и поспешила в сторону вокзала. Было начало девятого утра, до условленного времени встречи с Ли Сыцзян оставалось еще больше часа. Рядом с вокзалом Цянь Сяохун съела чашку острой рисовой лапши и разглядывала прохожих, их ноги, преодолевшие бессчетное количество улиц. Она не знала, куда идут все эти люди, позавтракали ли они, занимались ли накануне вечером любовью, жалуются ли на жизнь, есть ли у них какие-то особые устремления. Мысли скакали от одного предмета к другому, и вот уже назначенное время почти наступило. Цянь Сяохун поднялась и пошла к кассе подождать Ли Сыцзян. Она не была уверена, сможет ли подруга выбраться из дому, все зависит от ее смекалки. Если она проявит твердолобость, то родители наверняка ее запрут. Прошла одна минута. Полчаса. Целый час. Цянь Сяохун совсем приуныла, словно верная боевая подруга, с которой они вместе брали штурмом вражеские укрепления, пала в бою, и теперь Цянь Сяохун внезапно ощутила себя одинокой.

Она долго ждала, долго копалась, но в конце концов, потеряв надежду, села в автобус и в этот момент услышала такой родной голос: «А-Ху-у-у-у-ун!» Ли Сыцзян мчалась к автобусу с пустыми руками, на личике-яблочке застыло выражение испуга.

– Быстрее! Садимся в автобус! В салоне поговорим!

Ли Сыцзян подтолкнула подругу, словно за ней кто-то гнался.

Часть восьмая ДЕЛО ОБ ИЗНАСИЛОВАНИИ И УБИЙСТВЕ

1

Каждый раз, когда клиенту давали двадцатипроцентную скидку, нужно было, чтобы на квитанции расписался управляющий Пань, на самом деле процесс этот весьма хлопотный, и управляющий Пань почти наверняка будет недоволен. Когда в последний раз Цянь Сяохун с пачкой квитанций ходила к управляющему Паню, тот, расписываясь, ворчал, что скоро нужно будет переименовать отель в «Двадцатипроцентную скидку». Цянь Сяохун поняла, что если так и дальше будет продолжаться, то это плохо кончится для их маленького бизнеса, и обсудила это с У Ин и А-Син.

– Кто-то из нас должен расписываться за управляющего Паня. Часть квитанций отнесем ему на подпись, а в остальных сами распишемся, что скажете?

– Отлично, просто отлично! – в один голос воскликнули У Ин и А-Цин.

Но кому поручить такое ответственное дело? Девушки спорили, перебивая друг друга, стараясь предложить чужую кандидатуру на это опасное занятие. В итоге большинством голосов У Ин и А-Син решили, что у Цянь Сяохун почерк лучше, кроме того, она неплохо умеет копировать, сможет похоже воспроизвести подпись управляющего Паня. На том и порешили. Столкнувшись с такой беспричинной щедростью и необоснованным доверием коллег, Цянь Сяохун отбросила скромность, тут же приобрела несколько прописей и сутками напролет тренировалась расписываться за управляющего Паня. Она занималась этим на работе и после работы с одержимостью брошенной женщины. Чжу Лие заметила это и заподозрила неладное, а потом не удержалась и спросила:

– Цянь Сяохун, я тебя заранее предупреждаю: у господина Паня есть семья, он в отеле пользуется уважением, да и вообще мужик видный. Ты со своей тайной влюбленностью в него только на себя беду навлечешь. Не нужно выдергивать зубы из тигриной пасти, стоит ему захотеть, и он тебя выкинет на улицу!

Чжу Лие надела крошечную розовую майку и крутила аппетитной задницей. Она недавно обесцветила волосы, и кожа ее казалась ослепительно-белоснежной.

– У мужиков встает при одном только взгляде на меня, а если я начну ластиться и задницей вильну, так они уже взорваться готовы. Мужикам нравится, когда женщина заигрывает, используя язык тела, – без зазрения совести хвасталась Чжу Лие, но не без причины, как понимала Цянь Сяохун.

Цянь Сяохун притворилась, что Чжу Лие ее раскусила, смущенно ткнула ее кулаком:

– Если кто в него и втюрился, так это ты, и не исключено, что он с тобой спит. Ты время от времени без повода таскаешься к нему в кабинет, а у него там стол намного шире нашей кровати!

У Чжу Лие в каждом ухе было проколото по три дырки, в общей сложности она носила три пары сережек, и когда смеялась, то четыре сережки-висюльки начинали беспрерывно раскачиваться.

– Даже если он и хочет меня, кишка тонка. Трахать подчиненных – самая большая глупость, понимаешь? Так что и ты его не охмуряй. Он сейчас как раз участвует в конкурсе на звание одного из десяти самых достойных граждан. Только последний ублюдок стал бы в такой критический момент волочиться за бабами!

Но разговоры разговорами, а подпись еще далека от совершенства, понятное дело, надо дальше тренироваться.

– Колобок, прошу тебя, не проболтайся, позволь мне таким способом отвлечься от моей любви к управляющему Паню, мне нужно излить душу, ведь, когда наешься, надо по нужде сходить? Тем более я никому этим не помешаю.