Сестромам. О тех, кто будет маяться

Саша вернулась. Арт-борд всё белела, женись на ней. Саше показалось её мало – закрыла весь документ. Основала новую снежную простыню, две тысячи на две пикселей, карандашом нарисовала линию, принялась гнуть её. Кулинарный фестиваль же: вилка, солонка, фартук. Гугл, тук-тук. Утка в яблоках. Грузинская еда, хинкали, чахохбили. Картинки грузились медленно. Саша уткнулась снова в Иллюстратор. Мышь колотило, бросало по коврику. Саша заголодала от гугольных картинок, зубы закусали губы. Потянула мышь за электрический хвост – зацепился за лампу. Стрелка мордовала графику: растягивала-растягивала. Щёлканье щекотало воздух. Добавила цвета и тени – туда-сюда. Вдруг Саша оперлась на спинку стула и замерла – на экране снова нарисовалась застёжка. Подошла девушка с разноцветными волосами и спросила, нет ли у Саши подписки на Дождь.

2.2.

Встану не благословясь,
Выйду не перекрестясь,
Пойду ни путём, ни дорогою,
А змеиными тропами
И звериными норами.
Дойду до лесу.
За большим дубом,
Широким срубом
Баня стоит.
Без стука зайду,
Что ни доска, то скрип-скрип.
И пятьдесят шесть бесов
С десятью бесятами сидят,
В сто тридцать пять глаз глядят,
Один бесёнок-безглазка.
Скажу им: здравствуйте,
Мои дорогие бесы с бесятами,
Взвейтесь вы все разом,
Облетите, весь мир обсмотрите,
Со всех несчастливых
Тоски наскребите –
С брошенных, обманутых,
Забытых и покинутых,
Вдов, сирот, разлюбленных
Детьми-родителями,
Мужьями-жёнами,
Силами, волею
Оставленных.
Принесите тоску к красной девице Зазнохе
В гордое сердце.
Проковыряйте ножичками
Гордое сердце,
Посадите в него тоску чёрную,
Болящую-скребущую,
В кровь её упёртую,
В печень, суставы.
В семьдесят семь суставов и полусуставчиков,
Главную жилу становую,
Чтобы красная девица Зазноха
Горевала по рабу Божьему Евгеньеву
Во все суточные без передышки.
Чтобы от меня не отвлекалась
Ни на радости, ни на горести,
Ни на пустоту-кражу.
Я – прихожусь единственной радостью ей,
Я – прихожусь единственной горестью ей,
Я ей – единственный.
Чтобы я казался ей милее
Отца-матери,
Сестры-брата,
Подружек-дружочков,
Мужика-тела,
Мужика-башки,
Красивого платья,
Уютного дома,
Золотой казны.
Слова на ключ запру,
Замóк в пруду утоплю,
Ключ дурным словом назову-спрячу,
Никто никогда не найдёт-не догадается.

3.

И никаких снов не виделось. Просто в два ночи Саша проснулась от тянущего возбуждения. Оно толклось в животе и влажно лизало промежность. На память дошла до ванной, закрыла щеколду, стащила поочерёдно штанины с нарисованными глупыми коровами. Над головой бредила соседская стиральная машина. Ночью стирать дешевле, и не важно, что дети спят, а идиотам-взрослым на работу. Саша села на унитаз, развела ноги, приложила туалетную бумагу под сборище рыжих волос. Бумага сразу вымокла. Саша тихо простонала и опустила на себя руку. Ничего и никого не представлялось рядом, просто самовоспалялось. Мысли и вовсе вышли из тела, повисли рядом на крючках, уткнулись в полотенца, принялись ждать. Всё затянулось на долгие минуты. Машина сверху переключилась на истеричное полоскание, этажом ниже нажали слив, в доме напротив кому-то стало плохо с сердцем. На бортик ванны присел тутошний домовой, вылупил на хозяйку жёлтые глаза, разинул чёрную пасть, задрожал мохнатым телом, замахал рыжим хвостом. Но почти сразу застыдился, проохал неслышное людям: «Грех-грех!» – и вылез через окошко на кухню.