Сестры

— Мы пытались исправить положение, — печально вздохнул хирург. — Вы были на операционном столе в течение пяти часов, и мы работали над вашими глазами, пытаясь спасти зрение. Но повреждение оказалось слишком серьезным. Зрительные нервы практически уничтожены. Чудо, что вы остались живы. Иногда за чудеса приходится платить очень высокую цену. Думаю, это один из таких случаев. Мне искренне жаль. Вы сможете многому научиться: работать, путешествовать, вести полностью независимый образ жизни. Во всем мире люди, лишенные зрения, могут делать многое. Это и знаменитые люди, и обычные люди вроде нас. Надо лишь научиться по-другому смотреть на жизнь, не так, как это было прежде. — Он понимал, что она пропускает его слова мимо ушей, но продолжал говорить, чтобы дать ей надежду, зная, что она может вспомнить его слова позднее.

— Я не хочу быть слепой! — закричала она. — Я хочу снова видеть! Разве нельзя сделать трансплантацию? — Она была готова душу продать, лишь бы вернуть зрение.

— Повреждения слишком велики, — честно признался врач. Ему не хотелось давать ей ложную надежду. Возможно, со временем она будет различать свет и тень, но зрение никогда не вернется. Она слепа. По просьбе ее отца на этой неделе ее осмотрел еще один офтальмолог, который пришел к тем же самым выводам.

— О Господи! — воскликнула Энни и, упав на подушки, разрыдалась. Сестры подошли к постели и встали по обе стороны от нее. Врач потрепал ее по руке и вышел из палаты. Он больше ничего не мог для нее сделать. Ей нужны были они. Сейчас он был для нее злодеем, лишившим надежды. Потом он еще встретится с ней, поможет составить план лечения и посоветует, чему и как следует научиться. Но сейчас для этого было еще слишком рано. Хотя обычно он бывал более бесстрастным, эти четыре женщины, особенно его пациентка, глубоко тронули его. Он чувствовал себя палачом. Ему хотелось бы как-то изменить ситуацию, но он не мог. И никто бы не смог. Ему, по крайней мере, удалось сохранить глазные яблоки, чтобы не было изуродовано лицо. Энни была очень красивой девушкой.

Кэнди, увидев, как он вышел из палаты глубоко огорченный, снова проскользнула в комнату. Сабрина и Тэмми стояли по обе стороны от рыдающей Энни и держали ее за руки.

— О Боже, я ослепла… ослепла… — повторяла Энни. Кэнди, увидев ее, начала плакать. — Я хочу умереть… Я больше никогда не буду видеть… Моя жизнь кончена!

— Нет, малышка, не кончена, — тихо произнесла Сабрина. — Это только сейчас кажется, но на самом деле это не так. Я знаю, что это тяжело… это ужасно. Но мы любим тебя, и ты жива. У тебя работает мозг, и тебя не парализовало. У нас есть за что благодарить судьбу.

— Нет, нам не за что благодарить судьбу! — крикнула Энни. — Ты понятия не имеешь, каково это. Я не могу тебя видеть! Я ничего не могу видеть! Я больше не знаю, где нахожусь… Все вокруг серое и черное… Я хочу умереть. — Она несколько часов рыдала на руках у сестер. Они по очереди утешали ее, потом пришла медицинская сестра и предложила дать легкое успокоительное. Сабрина кивнула в знак согласия. Пожалуй, сейчас было самое время принести Энни лекарство. Слишком много на нее обрушилось. Сначала смерть матери, а теперь еще один удар. И все за одну неделю. После трех с половиной часов рыданий Энни было бы неплохо и ей, Сабрине, принять успокоительное.

Когда Энни делали укол, она лежала в объятиях Тэмми и плакала. Двадцать минут спустя она стала клевать носом, и медицинская сестра сказала, что она проспит несколько часов. Они могли уйти и вернуться позднее. Они на цыпочках вышли из палаты и не говорили ни слова, пока не дошли до парковки. Все были измучены до предела.

Тэмми дрожащими пальцами зажгла сигарету и села на большой камень рядом с машиной отца.

— Боже милосердный, мне нужно выпить… или укол, или героин, или мартини… бедная, бедная малышка… Это было ужасно!..

— Кажется, меня сейчас вырвет, — заявила Кэнди, которая уселась рядом с Тэмми, и, взяв у нее сигарету, зажгла ее. Сабрина лихорадочно искала в сумке ключи от машины. Она была потрясена, как и все остальные.

— Только не на меня, — предупредила Тэмми. — Я этого не выдержу.

В начале недели врач сообщил Сабрине фамилию психиатра — специалиста по работе со слепыми. После всего, через что они сейчас прошли, Сабрина решила сделать звонок.

Она, наконец, нашла ключи и открыла дверцы. Все уселись в машину. Вид у них был такой, будто вернулись с войны. Они провели с Энни четыре часа, причем три с половиной из них после того, как она узнала страшную новость. Энни рыдала не останавливаясь. По дороге домой у них не было даже сил поговорить друг с другом. Тэмми сказала, что хочет вернуться в больницу к четырем, на случай, если Энни к тому времени проснется. Сабрина тоже хотела ехать. А Кэнди сказала, что не поедет.

— Я не могу это вынести. Это ужасно. Почему ей не могут дать глаза какого-нибудь другого человека?

— Они не могут этого сделать, потому что у нее слишком серьезное повреждение. Мы должны помочь ей справиться с этой ситуацией, — ответила Сабрина.