Сестры

– Вернемся к вашей супруге, господин Ланг. Она была под действием наркотика. GHB. Следы этого наркотика обнаружены в ее волосах и крови. Я желаю вам и вашему адвокату удачи, когда будете объяснять, что это была обыкновенная кража, которая обернулась трагедией… Ваша жена находилась под действием наркотика, и нет сомнений, что сделали это вы, чтобы замедлить все ее рефлексы. Суд присяжных сочтет это предумышленным деянием.

– Что?

На мгновение Сервас засомневался: вид у Ланга был искренне удивленный, и он готов был поклясться, что тот не наигрывает. О господи, да он ничего не знал про наркотик… Что же это, в конце концов, значит? Что-то от него в этой истории ускользнуло…

– Или, предположим, – продолжил он, – что есть и другая гипотеза: возможно, жена не хотела, чтобы вы догадались, что она принимает наркотик, дабы легче переносить тот факт, что каждую ночь делит ложе с монстром.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – твердо сказал Ланг, и опять у Серваса возникло странное чувство, что он абсолютно искренен.

А что, если он упустил что-то важное? Или поставил кусочек пазла не на то место? Однако атаки Мартен не прекратил.

– Ваш тренер по гимнастике утверждает, что в последнее время вы стали чаще обыкновенного появляться в зале. «Обычно такие перемены наступают после первого января», – сказал он. Вы ожидали, что вас могут арестовать… И готовили себя и морально, и физически. Но скажите мне, пожалуйста, кто, как не преступник, станет готовить себя к аресту загодя, когда преступление не совершено?

Сервас дал Лангу время подумать. Что-то в поведении писателя и в его глазах, подернувшихся какой-то темной дымкой, заставляло думать, что тот покорился и Сервас выиграл.

– Вернемся к… к Амбре-Амалии. На кладбище было всего три венка: Амалия редко выходила в свет? Она была настоящей домоседкой… Лола Шварц говорила мне, что ваша жена знала, чего хочет, еще в то время, когда вы навещали ее в сквоте. Она хотела вас.

На этот раз ответа не последовало.

– Рассказывая мне о вашем знакомстве, вы сказали, что, увидев в галерее фотографии Амалии, нашли в ней родственную душу. Это неудивительно: она сделала все, чтобы у вас возникло такое ощущение. И фотографии преследовали только одну цель: прибрать вас к рукам. Когда же вы ее увидели, то подпали под ее обаяние точно так же, как двадцать лет назад. У вас произошло то самое «дежавю». Как вы сами сказали когда-то: «…было в ней что-то такое родное и знакомое, что пробуждало былые чувства…» Это нормально, потому что Амалия, хоть и изменилась за годы неприятностей и блужданий по свету, все-таки осталась по сути прежней Амброй.

И наконец нанес последний удар:

– Каково это: целых пять лет спать рядом с женщиной, которую вы когда-то изнасиловали и которая, несомненно, ненавидела вас изо всех сил?

– Я любил ее…

Эта фраза вырвалась спонтанно, после долгого молчания – как исповедь, как признание.

Сервас помедлил со своей следующей фразой, но в конце концов, он был здесь не для того, чтобы разыгрывать из себя доброго самаритянина.

– Так сильно, что убили ее?

Ланг бросил на него отчаянный взгляд, и Сервас лишился голоса от того, что услышал в ответ:

– Она сама об этом попросила.

7. Воскресенье «Это не убийство»

– Это не убийство, это самоубийство с посторонней помощью – активная эвтаназия.

В голосе Ланга слышалось волнение. Сервас ошеломленно уставился на него. Это еще что за стратегия? Он что, действительно рассчитывает выкрутиться таким образом? Пустил в ход последний патрон? Но потом сыщик вспомнил о том чувстве, которое возникло у него только что: Ланг не знал, что Амбра-Амалия была под воздействием наркотика. Что-то от него ускользает.

– Что? – сипло рявкнул он.

Ланг бросил на него сокрушенный, бесконечно печальный взгляд.

– Да, это я усыпил ее. А потом сделал так, что змеи покусали ее, когда она была уже без сознания. Я брал их щипцами и подносил к ней одну за другой… Для них укус – средство защиты, когда им угрожает опасность или они напуганы.

Наступило зловещее молчание. Сервас сознавал, что писатель только что сознался в убийстве, прямо здесь, перед камерой, но все-таки спрашивал себя, куда же тот клонит.

– Говорите, самоубийство с посторонней помощью? – недоверчиво переспросил он. – Это еще что такое?

Глаза Ланга на миг сверкнули и сразу погасли.

– Моя жена была больна, капитан. Очень больна… Болезнь Шарко, вам это о чем-нибудь говорит? Это врожденное, почти всегда смертельное заболевание неизвестной этиологии, которое вызывает паралич всех функций организма, включая церебральную и респираторную. Человек в среднем за три года приходит в очень плачевное состояние.

Голос у него сорвался и перешел в страдальческий шепот, словно он сам был повинен в болезни жены.