Сестры

Франсуа-Режис Берко, инженер, нашедший девушек, стоял в сторонке, под тентом, и отвечал на вопросы командира отделения жандармерии. Когда они подошли, Ковальский сделал бригадиру знак, что всё в порядке и дальше допрос он поведет сам. Сервас заметил, что бригадиру это не особенно понравилось, но приказы Ко не обсуждались.

– Господин Берко? Ну как вы? У вас такой вид, словно вы дрожите от холода.

Инженер-химик смерил их взглядом.

– Я торчу тут уже два часа. У меня промокли ноги, и меня знобит, – сказал он, одергивая тенниску. – Это одежда для занятий спортом, а не для стояния под ливнем. Если так будет продолжаться, я схвачу воспаление легких. Я ведь уже дважды ответил на все ваши вопросы.

Он поплотнее закутал плечи в одеяло, которое ему принес один из охранников, – видимо, надеялся, что этот жест положит конец дискуссии.

– Я знаю. Это очень утомительно. – Ковальский сразу заговорил понимающим тоном. – Еще несколько вопросов – и вы сможете вернуться домой, договорились?

Франсуа-Режис Берко кивнул.

– Господин Берко, был ли еще кто-нибудь на берегу, когда вы обнаружили девушек?

– Нет.

– Вы никого не видели?

– Нет.

– Вы часто совершаете такие прогулки?

– По меньшей мере, два раза в неделю.

– И всегда двигаетесь одним маршрутом?

– Э… Да.

– А раньше вы когда-нибудь видели этих двух девушек?

Берко вытаращил глаза.

– Что? Нет!

– Значит, вы с ними незнакомы?

– Я уже сказал: нет.

– А где вы были прошлой ночью, господин Берко?

На этот раз тот бросил на следователей взгляд, в котором промелькнуло непонимание.

– Как вы сказали? Что?

– Где вы были прошлой ночью?

– Дома.

– Один?

– Нет, с женой.

– А после полуночи?

– Я спал.

Тон его делался все более раздраженным.

– Кто-нибудь может это подтвердить?

Глаза Берко перебегали с одного полицейского на другого, и Сервас прочел в его взгляде растущее недоумение и замешательство.

– Что за идиотские вопросы? Что это вы…

– Пожалуйста, отвечайте, господин Берко.

– Моя жена!

– Вы хотите сказать, что она поминутно просыпалась?

Теперь на лице Берко отразилась смесь негодования, растерянности и гнева.

– Нет! Конечно, нет! Она спала! Рядом со мной… Но это же, в конце концов, смешно. Что за…

– В котором часу она заснула?

– Не знаю! Может, в одиннадцать, может, в полдвенадцатого…

– А в котором часу встала?

– В шесть часов.

– Вы уверены?

– Да, да, я уверен! Она ставит будильник. Послушайте, не нравятся мне все ваши вопросы. Я…

– Она принимает снотворные?

– Нет!

– Вы живете далеко отсюда, господин Берко?

– Нет, это просто смешно. Если б я знал…

– Пожалуйста, отвечайте.

– Нет, черт побери! Всего четверть часа на машине. Это вас устраивает?

– А где сейчас стоит ваша машина?

– На стоянке возле клуба.

– Гребного клуба?

Берко внезапно выбился из сил и почувствовал себя совершенно опустошенным. Как боксер, что повис на канатах ринга и потерял всякое желание биться дальше.

– Гребного. Меня уже об этом спрашивали… ваши коллеги. А потом велели прийти сюда. Интересно, как я отсюда выберусь? Пешком…

– У вас есть дети, господин Берко?

– Маленькая дочка трех лет… Но я не вижу…

– А вам сколько лет, господин Берко?

– Тридцать два.

– Вы встречаетесь со студентками?

– Что?..

– С кем-нибудь из студенток вы знакомы?

– Знаком?.. Э… Нет, нет… Разве что с племянницей… Но это моя племянница, черт возьми!

– И больше ни с кем?

– Нет!

– Вы уже здесь когда-нибудь бывали?

– В каком смысле?

– В этой части острова. Пешком или на машине…

– Нет!

– Никогда?

– Да нет же! Ну, как вам еще объяснить? Теперь я могу наконец поехать домой?

– Благодарю вас, у меня больше вопросов нет, – сказал Ковальский, знаком подозвав одного из своих людей. – Однако, господин Берко, домой поехать вы не сможете. Я попрошу своего коллегу, чтобы он отвез вас в комиссариат для дачи показаний под протокол. И пока не советую вам общаться с прессой.

– Да пошли вы…

* * *

В тот момент, когда Берко отходил от них, сверкнула вспышка. Ковальский обернулся, Сервас тоже. Фотограф, прорвавшийся на место преступления сквозь ограждение, выглядел словно только что из вытрезвителя: мятый, весь в пятнах, жилет, всклокоченные волосы и восьмидневная щетина.

– Пейроль, а тебе чего тут надо?

– Салют, Лео.

– Вали отсюда, – бросил Ковальский. – Тебе тут, за ограждением, делать нечего. Я ведь могу тебя за это и задержать.

– Серьезно?

Похоже, эта идея позабавила журналиста. Он провел свободной рукой по густой шевелюре. На вид Сервас дал бы ему лет пятьдесят: в бороде у него уже посверкивала седина, под глазами обозначились солидные мешки. Он вытягивал шею, пытаясь получше разглядеть место преступления, но Ковальский загородил ему видимость и крепко взял за руку, чтобы вывести за заграждение.

– Ну, скажи хоть что-нибудь, – взмолился репортер. – Иначе мне придется присочинить, и будет только хуже. Ну давай, ну хоть крошечку информации, Ко…

– Будет же пресс-конференция, – отвечал тот.

– Когда?

– Скоро. Я знаю не больше твоего.

Журналист надулся, как обиженный ребенок.

– А вид у тебя встревоженный, – сказал он. – Что, так уж совсем ничего нет? Даже для меня?