Сестры

Джули Беннет поглаживала, сидя в уголке, жирную мурлычащую кошку и не испытывала ничего подобного. Она была в студии Мерфа уже четвертый раз, но впервые после появления у него постоянной программы, – и не собиралась стать легкой жертвой политики зеленой комнаты. Она прищурила свои громадные круглые глаза и заворковала нежным, почти девичьим голоском:

– Послушайте, доставьте мне редчайшее наслаждение – бросьте ваши сигары, а? Меня тошнит от табачного дыма.

Мужской дуэт – часть трио особой программы Мерфа Гриффина «Английские звезды в Голливуде» – пораженно уставился на нее.

Оба мужчины испытывали слабость к гаванским сигарам. Весь остальной англоговорящий мир называл их «Черчиллями», но Кейн и Мур называли их в честь легендарного британского режиссера «Лью Грейдами». Пожертвовать сигарами ради леди означало бы, что Джули удалось коварно навязать им роль прислужников. Позже, в непримиримой борьбе за воздушное пространство, это может быть использовано против них.

Какую-то долю секунды оба мужчины молчали, прежде чем неминуемо скрестить шпаги.

– Вот уж не думал, что у тебя такой слабый желудок, Джули. Особенно, когда читаешь эротические сцены, которые ты мастерица описывать. – И Роджер Мур благодушно расхохотался, скрывая ядовитую насмешку, и наклонился, чтобы затушить свою громадную сигару.

На лице Джули было написано торжество. Мур сделал то, чего вовсе не собирался делать. А уж его остро́ту можно как-нибудь пережить.

– Ах, Роджер, ты хочешь сказать, что Луиза позволяет тебе читать мои книги? Я, право, удивлена. – Луиза Мур, жена Роджера, прекрасная, взрывная, как фейерверк, итальянка, держала его, что называется, на коротком поводке.

Джули обернулась к Майку Кейну, чтобы удвоить удовольствие.

– А тебе Шакира позволяет читать их, Майк? – Шакира Кейн, красотка поярче многих голливудских звезд, тоже имела заслуженную репутацию женщины с железной волей. Может, в этом и состояли рецепты двух наиболее счастливых голливудских браков.

– Послушай, детка, мне сейчас чертовски не везет. В последнее время я не успеваю читать ничего, кроме сценариев. – И голубые глаза насмешливо уставились на нее. По правде сказать, весь Майк Кейн казался голубым с ног до головы. Кашемировый кардиган невинного голубого цвета – почти наверняка из Шотландского Дома, – и в пару к нему небесно-синие брюки – это был удачный цветовой выбор, маскирующий желтоватый цвет его кожи.

– Куешь денежки для триумфального возвращения в отечество? А, Майк?

Это была правда. Майк Кейн сейчас не сходил с экрана. Словно кто-то издал указ, где предписывалось, чтобы он появлялся в каждой новой постановке. Правдой было и то, что состояние он проживал в сельском домике в Оксфордшире. Довольно забавно: Голливуд желал, чтобы его англичане выполняли свои «обязательства» по отношению к Америке, и Майк Кейн неукоснительно делал это. А потом «дезертировал» в Англию, чтобы позже опять вернуться туда, где его ждала работа. Похоже, теперь он как раз собирался совершить отступничество. Надеясь, что Мерф не придаст этому большой огласки. Теперь Джули заронила в него сомнение: если не Гриффин, то она непременно его подставит. Это было в духе «зеленой комнаты», и одной из причин, по которой настоящие профессионалы из «гостей» предпочитали не общаться до выхода на сцену.

– Да, хочется провести там чуток времени. Отвяжусь от всяких зануд, буду смотреть футбол. – Он покрутил пальцами золотое колечко волос, и глаза его погрустнели: – Недавно услышал о твоей матери, поверь, мне жаль.

Голова Джули Беннет дернулась, как будто на шее у нее стянули удавку. На ее широком колене замер рыжий кот.

– Откуда ты узнал про мою мать? – Каждое ее слово звучало как обвинительный приговор. В устах Джули Беннет «узнать про мою мать» было равносильно тому, чтобы завести разговор о некрофилии и избиении младенцев.

Майк Кейн был совершенно ошарашен ее реакцией. Под его улыбчивой благодушной наружностью притаился острый, как бритва, ум Уилкинсона и волевые инстинкты уличного головореза. Он неопределенно махнул рукой.

– Ах, да мы все знали твою мать, правда же, Род?

Роджер Мур, лучший друг Майка Кейна, воодушевился, чувствуя, что они одержали вверх.

– Конечно. И отца тоже. Дик Беннет в какой-то мере был для нас первопроходцем. Знаешь, эти рабочие пареньки бывают непревзойденными актерами. – Сказанного было достаточно. Это значило: «Не пытайся подмять нас. Твоя мать, может, и была княжной, но старикан был плебеем».

Майк Кейн постарался нанести последний удар:

– Кстати – ты можешь даже не помнить этого, Джули, но я помню праздник в Челси, когда ты повздорила с матерью. Тебе, похоже, в то время не было и пятнадцати. Очаровательная женщина была твоя мать. Гранд-дама. Ее все безумно любили.

«Лью Грейды» были отмщены. Вот тебе за «жен», да и немножко за Оксфордшир.

Джули Беннет побледнела. Ее пальцы обвили шею кошки, напряженные, застывшие, с побелевшими костяшками.

– Минут через пять мы, пожалуй, начнем. – Девушка из рекламного агентства Джуди Дэвидсон почувствовала настоятельную необходимость заговорить.