– Ну хорошо, Джейн, обсудим эту возможность. Представим себе, что твоя «сестра» имеет против тебя зуб. Не было ли ей отчего-то настолько неприятно видеть тебя, что она приказала вышвырнуть тебя из дому? Согласись, позволить полиции арестовать сестру – это уж чересчур? Ты согласна?
Джейн сделала шажок в его сторону: ей было куда легче двигаться, чем заставить себя стоять спокойно.
– Боже мой, Боже! Как вы не можете
Он надеялся, что в его голосе слышна твердость:
– Джейн, я хочу, чтобы ты мне верила и позволила сделать укольчик, просто чтобы успокоиться. Думаю, мы поместим тебя в больницу на несколько дней, просто отдохнуть. Нет, правда, тебе следует доверять мне. Для твоей же пользы.
– Нет! – вскрикнула Джейн.
Доктор Карней поднялся. Иногда бунтовщиков нужно подавлять силой.
– Джейн, боюсь, мне придется настоять на том, чтобы ты приняла врачебную помощь. Для твоей же пользы.
– Я не хочу укол… мне
Он быстро пошел к двери.
– Офицер! – И через секунду вышел.
В помещении полицейского участка, вне стен камеры он был спокоен и деловит.
– Слушай, Фред, – обратился он к сержанту, – это случай параноидальной шизофрении, пациентка слишком возбуждена. Нужно препроводить ее в клинику Паттона в Сан-Бернардино или в больницу «Метрополитен» в Лос-Анджелесе, но прежде я бы хотел ввести немного торазина. Есть ли у тебя парочка сильных офицеров – лучше женщин, чтобы подержать ее?
– Да я с удовольствием. И Фрицци тоже. Сейчас схожу за ней, – раздался голос позади него.
Карней обернулся, чтобы взглянуть на женщину с погонами полицейского. Если бы не уложенные волосы, она напоминала бы борца-тяжеловеса. Фрицци вряд ли бы понадобилась. Одна женщина-гора отправилась на ее поиски, пока доктор Карней наполнял шприц двумястами миллиграммами торазина.
Фрицци была совсем не похожа на свою подругу. Она была меньше, аккуратнее, с короткой стрижкой и почти симпатичной. Карней надеялся, что пациентка, для ее же блага, не станет слишком буйствовать, но по блестящим глазам изготовившихся к борьбе женщин понял, что они не разделяют его мнения. Очаровательная девушка в камере предварительного заключения не ускользнула незамеченной от их глаз.
– Куда будем колоть, доктор? – Голос Фрицци, как и ее наружность, был по-женски мягким.
– В ягодицу, верхний правый квадрат.
– На ней джинсы, – добавила вторая женщина. – Придется побороться, чтобы стянуть их! – Впрочем, перспектива предстоящей борьбы, судя по ее голосу, не отпугивала.
Джейн отпрянула, когда жутковатое трио приблизилось к ней. Вот оно, начинается!
– Джейн, тебе нужно немного спустить джинсы и трусики. Это займет всего секунду… маленький укольчик, и все.
Увидев иглу, Джейн кинулась на них, ужас перед тем, что ждет ее, придал силы ее изнемогающему телу. Но, конечно же, это было бесполезно.
Фрицци подпрыгнула под девушку так, что ее мощное плечо оказалось у Джейн под бедром. В следующее мгновение тело Джейн выгнулось дугой – и обмякло в медвежьих объятиях громадины в форме полицейского.
Джейн застонала, почувствовав, как с нее стянули трусики и кольнули иглой.
Это был стон приговоренного. Беспомощную, лишенную надежд, несчастную Джейн заставили опуститься на дно забвения.
7
Джули Беннет подошла к живописно задрапированному окну и окинула взглядом Палм-Спрингс, как ковер, расстилавшийся внизу. Она видела окрестности до Коачелла-Вэлли, до зыбкой линии гор Санта-Роза. Обычно величественная панорама поднимала ее дух. Но сегодня мерцающий блеск, простор, живая красота природы казались безжизненными и бессмысленными, как речь при получении премии.
Она отвернулась, глаза ее в отчаянии пробежали по рабочему столу. Что могла увидеть она здесь? Обычно ей нравилась эта обстановка – пустые стены, простой стол, несовременный IBM, табуреточки, на которые так хорошо опираться ногами, чтобы избежать боли в спине, столь естественной при сидячем образе жизни. Да, монастырская келья, закрытая для всего внешнего мира, – лучшее место для обдумывания слов, за каждое из которых ей платили по двадцать баксов. Но сегодня она была большей затворницей, чем монахиня в скиту, и ярость доводила ее до исступления.
Джули шлепнулась на широкую софу – обычно она не позволяла себе этого, пока не выполнит дневную норму в полторы тысячи слов, – и потянулась к кошке.
– Орландо, дорогой, – прошептала она, запуская пальцы в густую ярко-рыжую шерсть. – Сегодня не могу. Не могу, дорогой мой. Быть может, никогда уже не смогу!
Орландо тикал, как часовой механизм мины. Так он изображал мурлыканье. Коту нравилось, когда ему почесывали спинку, но без задушевных бесед он вполне мог обойтись. Да, быть котом Беннет – это вам не только рыбка да мышки.