Сестры

А на следующий день он взорвал машину Соколова. Тут ему просто повезло. Прогуливаясь поздно вечером в воскресенье около его дома, он увидел, как тот с женой входят в подъезд. Машина осталась стоять напротив дома. Дождавшись, когда у них в квартире погаснет свет, он поспешил к своей любовнице. Та ждала за накрытым столом, уложив его сына спать. Пришлось натягивать спортивный костюм и делать вид, что решил пробежаться перед сном. Установить взрывное устройство под дверцей машины было делом десяти минут.

Он для порядка пробежал пару кругов вокруг сквера, купил бутылку минералки в круглосуточном магазинчике, и вернулся в дом к любовнице. Настроение было прекрасным, его даже не смог испортить непрерывный щебет соскучившейся женщины.

В понедельник вечером, вернувшись из офиса, она с ужасом рассказывала об убийстве Голованова и взрыве машины. А он сидел и тихо посмеивался над ее наивностью. Будь она поумнее, могла бы давно догадаться о его причастности к этим делам. Уже то, что он просил не рассказывать никому, что жив, должно бы ее насторожить. Но нет, она открыв рот слушает, как он поет ей песню о прекрасной загранице и с восторгом принимает его подарки. Только одно его огорчило. Жива осталась Соколовская жена, сам черт ее спас. Вместо нее погиб ни в чем не повинный охранник. Ну, ничего. Пусть теперь они подергаются, а он поищет другой способ убрать и вторую причину несостоявшейся безбедной жизни. Иногда полезно ненадолго отойти, а потом нанести окончательный удар. И тогда он с чувством исполненного долга уедет домой.

Глава 31

– Всем привет! – в кабинет вошел Сергей Безрядин, – я с новостями. Вы все еще выбираете, кого назначить убийцей из этих двоих? Я нашел третьего.

– Мы тоже.

– И вы знаете его имя?

– Ты слишком много хочешь.

– А я вам назову. Шерман. Покойничек Шерман Виктор Маркович. Вполне живенький.

– Давай, Серега, по порядку.

– Прихожу на фирму к Соколову. Поговорил с ним о делах минувших лет. Морщился, но рассказывал. По ходу задаю ему вопрос: кто мог знать о его лже – дочери. Он твердо отвечает: Голованов и ныне покойный Шерман. И рассказывает мне историю его знакомства с Виктором Марковичем от начала до самой трагической развязки, когда они его уволили. Даже о том, что их с Головановым подозревали в организации его убийства. В тот момент, когда он живописал сцену разоблачения Шермана, его секретарша, Вера Андреевна Хохлунова, принесла кофе. Когда я оглянулся, она без чувств лежала на полу. Придя в адекватное состояние, она сразу же сообщила нам, что человек, которого все считали погибшим, жив. Последние восемь лет жил на исторической родине, в Хадере. А сейчас приехал и находится у нее вместе со своим сыном, тоже считавшимся погибшим.

– Борин почувствовал, как у него похолодели руки. Этого не может быть. Даша рассказывала, что сама ездила на опознание. Хотя, что там было опознавать! А экспертизу, наверняка, делать не стали, дело казалось очевидным: машина Шермана, два трупа, мужчина и маленький мальчик. Борин подумал, как он скажет ей, что ее сын жив?!

– Так. Я иду к прокурору. Сергей, где Хохлунова?

– На работе, под присмотром Соколова.

– Иди туда. Я позвоню, поедите к ней на квартиру. Артем, иди по адресу, понаблюдай тихонечко за домом. Какой адрес, Сергей?

– Разина, шестнадцать.

– Все, идите.

Безрядин и Кораблев, на ходу натягивая куртки, побежали к выходу.

* * *

Соколов расхаживал по своему кабинету, то и дело запуская пятерню в изрядно поредевшую шевелюру.

– Вера, Вера, ну, как же так! Почему же ты молчала все это время? Мне – то ты могла все рассказать. Столько лет вместе!

– Хватит меня отчитывать, как девчонку, Соколов! Что ты обо мне знаешь? Кто я для вас? Друг, товарищ и брат. А я всегда была больше женщиной, чем любая другая девчонка. Вы с Эйтелем мне о своих похождениях рассказывали, а я слушала и думала, как я закончу школу и замуж выйду, деток нарожаю. Какая там карьера! Все вы бредили будущей работой, делом жизни, а мне стыдно было признаться, что я и в институт не хочу поступать. Вот такая я ранняя. Вот скажи, посмотрел ли ты на меня хоть раз, как на существо противоположного пола?

Ну, вы с Маринкой всегда были для нас слабыми, помнишь, как мы за вас заступались?

– Заступались! Только за Маринку. Потому, как она у нас нежная была и хрупкая, фарфоровая прямо. Помнишь, как домой нас провожали вечером? Сначала всей толпой Мариночку доводили до дверей квартиры и мамочке с рук на руки сдавали, потом вчетвером шли на Степашку. Вспомни, Володькин дом – десятый, Эйтель – напротив, в седьмом, ты жил в четырнадцатом. А номер моего дома – шестнадцать. И я всегда шла к нему одна. Тебе хоть раз приходило в голову довести меня до подъезда?

– Да что там идти – то было! Да ты бы и отбилась сама, если что!

– Вот, вот. А меня встретили однажды, и не отбилась я. Четверо их было.

– Я не знал.

– И я говорю, что вы про меня ничего не знаете. Я для вас всегда своим парнем была. Маришку вы на руках через лужи переносили, а я сама, как могла, перепрыгивала.

– По – моему, ты утрируешь.