Сестры

Натянув на малышку пальто и шапочку, Варвара кинулась на помощь Наташе, которая никак не могла застегнуть ботинки.

У крыльца их уже ждал экипаж, нагруженный вещами. Няня с малышкой на руках села в коляску и посадила рядом с собой ничего не понимающую Наташу. Кругом бегали и кричали какие-то люди в солдатской форме. Со всех сторон неслась грубая брань. Двери особняка были распахнуты настежь. Вдруг Наташа увидела, как один из солдат выносит из дома портрет ее матери Анны.

– Варя, что они делают? Куда этот человек несет мамин портрет?

– Не знаю, Наташенька. Нужно уезжать поскорее от греха подальше. Ты шарфик – то завяжи потуже, не ровен час опять заболеешь.

Варвара давно знала, что добром это не кончится. Прислуга в доме уже почти не слушалась, часто обсуждая своих хозяев недобрыми словами. Но Семен Яковлевич все тянул с отъездом. Погода в сентябре стояла теплая, как летом, и он хотел, чтобы девочки подольше побыли на свежем воздухе. И вот теперь им приходиться собираться в спешке.

– Варя, а куда мы поедем?

– Не знаю. Бог даст, на поезд сядем и – к бабушке.

– Вон дядя Сема идет, посмотри.

С крыльца быстро спускался Семен Яковлевич Кац. В руках он держал коробку и небольшой чемодан.

– Варвара, на, держи. Сейчас поедем.

Выстрел раздался неожиданно. Кац упал. Варвара и Наташа в ужасе закричали. Кучер Иван соскочил с козел и, подбежав к Кацу, наклонился над ним.

– Умер, царство ему небесное, – перекрестился он.

Вскочив на козлы, Иван взмахнул кнутом, и лошади понеслись. Вслед им послышались ругательства и крики: «Держи их!»

Около реки они остановились.

– Иван, что делать – то будем? – Варвара пыталась успокоить плачущую Леночку.

Наташа, напуганная до полусмерти, сидела тихо, забившись в угол коляски.

– Нужно к станции ехать. Как барин хотел, в Петроград девочек отвезти, к Марье Петровне. Только переодеть их надо из барского. Не дай бог, признает кто. Отвяжи вон тот сундучок, поищу одежонку.

– Иван, Варя, смотрите, смотрите, – Наташа со слезами на глазах показывала на видневшееся вдали пламя.

– Господи, – перекрестилась Варвара, – подожгли, ироды. Креста на них нет.

Наташа заплакала.

– Это наш дом горит, да, правда? Там больше ничего не останется? А куда мы будем приезжать летом?

Иван молча снял шапку и осмотрелся вокруг. За рекой полыхало еще одно зарево. Это догорало имение Кацев.

Октябрь 1917 г. Петроград

Петроград выглядел мрачным и сырым, как никогда. На улицах редкие прохожие спешили под спасительные крыши домов. Особняк Печенкиных, некогда сияющий огнями, был похож на корабль – призрак. В верхнем этаже, под самой крышей, тускло поблескивали светом керосиновой лампы два окна.

– Настенька, в дверь стучат, открой, милая.

Мария Петровна с трудом приподняла голову с подушки. Вот уже несколько дней кашель выматывал ее настолько, что не было сил встать с постели. Ей исполнилось семьдесят шесть лет, но до последних событий она оставалась моложавой и вполне здоровой. То, что происходило в Петербурге, да и во всей стране, никак не укладывалось у нее голове. На прошлой неделе какие – то люди, одетые в солдатские шинели, ворвались к ним, и стали требовать, чтобы Настя с бабушкой освободили дом. Они показывали какие– то бумаги и называли себя новым правительством. Пришлось спешно перебираться в комнаты для прислуги на верхнем этаже. Солдаты не разрешили взять ничего из ценных вещей, только одежду и кое– что из посуды. Все остальное теперь принадлежит государству, так объяснил ей человек в кожаной куртке. От него резко пахло дешевым табаком и потом. Нет, она не показала ему своей слабости, хотя у нее и подогнулись колени. Всю жизнь Мария Петровна прожила в этом доме на Мойке. То, что по любимому дому теперь ходят посторонние люди, по – хозяйски распоряжаясь вещами, принадлежавшими ее семье, сломило ее окончательно. И она слегла, в один момент превратившись в больную пожилую женщину. Только мысль, что она должна позаботиться о внучке, придавало ей сил жить дальше. Еще ее беспокоило, что ничего не слышно о младшеньких, которые оставались в поместье в Беляевке с семьей Кацев. Она была уверена, что погромы докатились и до Оренбурга. Хорошо еще, что Зоя с Тоней успели уехать из страны. Мария Петровна корила себя за то, что не поддержала старшую внучку, когда та уговаривала всех отправиться вместе с ней в Польшу. Но больше всего ее сердце болело за Настю, которая жила с ней с шести лет, когда поступила в балетный класс при Мариинском театре.

– Слышу, бабушка, уже иду.

Настя накинула на плечи вязаную шаль и побежала к двери.

– Бабушка, это Наташа с Леночкой приехали, слава богу, с ними Варя и Иван.

Настя от радости, что она видит сестер живыми, расплакалась.

Наташа, прижавшись к сестре, тихонько всхлипывала. Сил плакать больше не было. Всю дорогу она молила бога, чтобы с Настей и бабушкой ничего не случилось, и дом на Мойке не сожгли также, как их имение.

– А где же Семен Яковлевич?

– Убили его, барышня, прямо на наших глазах, – Иван виновато развел руками.

Настя горестно вздохнула.