Сестры-близнецы, или Суд чести

И с этими словами он прошествовал в обеденный зал.

Все собирались, собственно, лечь спать пораньше, но у Вильгельма после ужина были другие намерения. Он не смог бы спать с полным животом, пояснил он.

— Мне снятся тогда кошмары, — сказал он, ухмыляясь. — Чаще всего мне снится дядя Эдуард. — И, обращаясь к Ойленбургу: — Фили, один из твоих сонетов в последние дни вертится у меня в голове. Помню только первые такты, и это странно, так как сочиняли его мы вместе. Правда, было это довольно давно, еще задолго до восшествия на престол. — Он дружески положил руку на его плечо. — Счастливые были деньки, не правда ли, Фили?

Ойленбург прошел в музыкальный салон в новом пристрое, который спроектировал он сам, и уселся за рояль. Кайзер сел рядом на музыкальную скамеечку. Ойленбург запел своим удивительно юношеским чистым баритоном.

Видимо, чтобы как-то поднять угасающую энергию гостей, слуги подали рейнвейн, который и Вильгельм пил с удовольствием. Хорошее вино и спокойная музыка способствовали тому, что напряжение улеглось и воцарилась теплая дружеская атмосфера. Вильгельм играл роль товарища среди товарищей. Была ли это снова только роль, спрашивал себя Николас, или проступил сейчас истинный характер кайзера, скрывавшийся прежде под маской? Возможно, он вообще еще не читал статью Хардена? Или его привязанность к Ойленбургу достаточно сильна, чтобы выдержать эту атаку?

Все оставались вместе почти до полуночи. Вильгельм распорядился о подъеме в шесть утра. Времени оставалось в обрез, но Ойленбург с помощью своего егеря успел все подготовить для успешной охоты.

Во время завтрака слуга принес новость хозяину дома, что один из егерей засек матерого оленя. Это сообщение вызвало всеобщий восторг. Возбужденные, словно школьники, гости высыпали во двор, где их поджидали охотничьи коляски.

Погода была чудесная: сухо и морозно. Первые лучи солнца пробивались сквозь облака. Ночью прошел снег.

Вильгельм задавал тон. Он громко смеялся над собственными шутками, лошади шарахались, когда кто-то затевал игру в снежки. И снова Вильгельм избрал мишенью своих шуток военного историка. Он вызвал его на единоборство, бросил в сугроб и обеими руками насыпал ему снег за шиворот. Когда генерал наконец, отфыркиваясь и сморкаясь, встал на ноги, кайзер напялил полную снегом шляпу на его лысую голову. Была ли это талая вода, которая катилась по щекам генерала, или слезы от испытанного унижения, осталось неизвестным.

Николас, который не хотел принимать участия в охоте, наблюдал за происходящим с террасы. Поддерживаемые егерями, конюхами, ординарцами и кучерами, охотники садились на лошадей или забирались в коляски.

«Что же думают слуги о грубых выходках кайзера?» — размышлял Николас. Однако лица их в любом случае оставались невозмутимыми.

Лошади вели себя неспокойно и ржали. Наконец вся кавалькада отправилась со двора. Николас заметил, что Ойленбург тоже остался дома.

— Когда со зверем разделаются, я их догоню, — объяснил князь. — Я только надеюсь, что Его Величество добудет оленя. Последний раз в Либенберге ему не повезло. Он просидел в засаде с четырех часов утра до конца дня и подстрелил только косуль. Настроение вечером было как после похорон. Его Величество ничем невозможно было развеселить.

Николас вопросительно посмотрел на князя.

— Не придает ли Его Величество чересчур большое значение своим охотничьим неудачам? — спросил он. — У него, если разобраться, довольно много других забот: восстание в Юго-Восточной Африке, сдвиг влево партий центра, сближение между Англией и Францией…

— Да, конечно, у него много забот и они будут всегда. Вообще-то я ждал сегодня до обеда министра Чирского, но Его Величество вообще не пожелал его принимать.

— И вот так управляют империей?

Князь тихо рассмеялся.

— Нет. Разумеется, нет. Но с этим ничего не поделаешь. — Он отвернулся. — Пройдемте в дом. В библиотеке разожжен прекрасный камин. Соседи по поместьям подшучивают над моей любовью к каминам. Я подражаю, как обезьяна, англичанам, говорят они. Конечно, кафельные печи практичнее, но я больше всего на свете люблю смотреть, как пляшет пламя в камине. Для меня это как музыка.

Ойленбург распорядился принести в библиотеку вишневую настойку и бокалы, и они уселись в глубокие кресла по обе стороны камина.