Сестры Бронте. Лучшие произведения в одном томе

Мои нервы содрогнулись от этого тихого утверждения, как не содрогались ни от какого удара грома. Моя кровь отозвалась на их скрытую сокрушительность, как не отзывалась ни на мороз, ни на огонь. Но я держала себя в руках, и мне не угрожал обморок. Я посмотрела на мистера Рочестера, заставила его посмотреть на меня. Его лицо преобразилось в бескровный гранит, глаза были и блестящими, и кремневыми. Он не поспешил с отрицаниями. Казалось, он просто бросает вызов всему и вся. Молча, не улыбаясь, словно бы даже не признавая во мне человеческой сущности, он только обвил рукой мою талию и привлек меня к себе.

– Кто вы? – спросил он незнакомца.

– Моя фамилия Бригс, я нотариус, …-стрит, Лондон.

– И вы готовы снабдить меня какой-то женой?

– Я готов напомнить вам о вашей супруге, сэр, которую таковой признает закон, если вы ее не признаете.

– Будьте любезны, ознакомьте меня с ее именем, происхождением, местом проживания.

– Разумеется! – Мистер Бригс невозмутимо достал из кармана официального вида документ и начал читать официальным же, чуть гнусавым голосом: – Я утверждаю и могу доказать, что двадцатого октября такого-то года (дата пятнадцатилетней давности) Эдвард Фэрфакс Рочестер, владелец Тернфилд-Холла в графстве … и имения Ферндин в ***шире, Англия, вступил в брак с моей сестрой Бертой Антуанеттой Мейсон, дочерью Джонаса Мейсона, негоцианта, и Антуанетты, его супруги, креолки, в … церкви в Спаниш-Тауне, Ямайка. Запись об этом браке имеется в книге записей этой церкви, копия каковой находится у меня. Подписано: Ричард Мейсон.

– Если это подлинный документ, он доказывает лишь то, что я был женат, но не то, что женщина, именуемая в нем моей женой, еще жива.

– Три месяца назад она была жива, – возразил нотариус.

– Откуда вы знаете?

– У меня есть свидетель, чьи показания, сэр, даже вы не сумеете опровергнуть.

– Предъявите его… или убирайтесь к черту!

– Прежде я предъявлю его. Он здесь. Мистер Мейсон, будьте так добры, подойдите сюда.

Услышав это имя, мистер Рочестер скрипнул зубами, и по его телу пробежала судорожная дрожь. Он так крепко прижимал меня к себе, что я ощутила эту конвульсию гнева или отчаяния. Теперь приблизился второй незнакомец, до этой минуты остававшийся в темном углу. Из-за плеча нотариуса выглянуло бледное лицо… Да, это был мистер Мейсон. Мистер Рочестер повернулся и обратил на него свирепый взгляд. Как я не раз упоминала, глаза у него были черными, но теперь в их глубине появился желтый… нет, кровавый блеск, а его лицо залила краска – смуглые щеки, мраморный лоб заалели, будто от вырвавшейся из сердца лавы. И он сделал движение – вскинул сильную руку. Он мог бы ударить Мейсона, свалить его на церковные плиты, вышибить кулаком дух из его тела, но Мейсон отпрянул и вскрикнул тоненьким голосом:

– О Господи!

Презрение остудило мистера Рочестера. Его гнев угас, словно на него дохнул полярный холод. И он спросил только:

– Так что же скажешь ты?

С побелевших губ мистера Мейсона сорвался невнятный звук.

– Дьявол! Или ты не способен ответить громко? Я снова тебя спрашиваю: что скажешь ты?

– Сэр… сэр, – перебил священник, – не забывайте, вы в храме Божьем! – Повернувшись к мистеру Мейсону, он спросил мягко: – Вам известно, сэр, жива супруга этого джентльмена или нет?

– Смелей! – подбодрил нотариус. – Говорите же!

– Она живет сейчас в Тернфилд-Холле, – сказал Мейсон уже тверже. – Я видел ее там в апреле. Я ее брат.

– В Тернфилд-Холле! – воскликнул священник. – Не может быть! Я, сэр, живу здесь много лет и никогда не слышал о миссис Рочестер в Тернфилд-Холле.

Я увидела, как губы мистера Рочестера изогнулись в угрюмой улыбке, и он пробормотал:

– Да, черт побери! Я позаботился, чтобы о ней не услышал никто! И уж во всяком случае, под этим именем.

Он задумался на несколько минут, затем принял решение и объявил его:

– Достаточно! Все разъяснится разом, точно вылетающая из ружья пуля. Вуд, закройте требник и снимите облачение! Джон Грин (это было сказано причетнику), уходите из церкви: свадьбы сегодня не будет.

Тот подчинился, а мистер Рочестер продолжал твердо, с какой-то отчаянной беззаботностью: