Сестры Бронте. Лучшие произведения в одном томе

– Но мне надо чем-то заняться. Дайте мне корзинку.

Она согласилась и даже принесла чистое полотенце, чтобы я прикрыла свое платье.

– А то еще запачкаете! – сказала она. – К черной-то работе вы непривычная, по вашим рукам видно, – добавила она. – Может, вы портниха?

– Нет, вы ошиблись. Да и не важно, кем я была, не думайте об этом. А лучше скажите мне, как называется этот дом?

– Одни его называют Марш-Энд, другие – Мур-Хаус.

– А джентльмена, который здесь живет, зовут мистер Сент-Джон?

– Да нет, он тута не живет, гостит пока. А живет он у себя в приходе. В Мортоне.

– В деревне в нескольких милях отсюда?

– Вот-вот.

– А чем он занимается?

– Священник он.

Я вспомнила, что мне ответила старая экономка в доме при церкви, когда я спросила священника.

– Так, значит, это дом его отца?

– Ну да. Старый мистер Риверс жил здесь, а допрежь его и его отец, и дед, и прадед.

– Так, значит, этого джентльмена зовут Сент-Джон Риверс?

– Да.

– И их отец скончался?

– Вот уж три недели. От удара.

– А их мать?

– Хозяйка померла много лет назад.

– А вы давно у них служите?

– Да тридцать лет будет. Я их всех вынянчила.

– Это доказывает, что вы честная и верная. И я хвалю вас, хотя вы невежливо назвали меня нищенкой.

Она вновь посмотрела на меня с удивлением.

– Кажись, я про вас худо подумала, – сказала она, – да ведь сколько всяких мошенников развелось, так уж вы меня простите.

– Хотя, – продолжала я с некоторой суровостью, – вы гнали меня от своей двери в ночь, когда вы бы и собаку наружу не выставили.

– Оно, конечно, нехорошо получилось, да что делать-то? Я же не о себе думала, а о деточках. Бедненькие, о них ведь некому позаботиться, окромя меня. Вот и надо остерегаться.

Несколько минут я хранила суровое молчание.

– Вы уж не держите на меня сердца, – сказала она затем.

– Как же не держать! – ответила я. – И объясню вам почему. Не за то, что вы отказались дать мне приют или сочли меня мошенницей, а потому, что вы вот сейчас попрекнули меня тем, что у меня нет «серебряников» и своего дома. Многие из лучших людей, каких только знал свет, были столь же неимущими, как я. И если вы христианка, так не должны считать бедность пороком.

– Что верно, то верно, – сказала она. – Мистер Сент-Джон мне то же толкует. И я вижу, что дала маху. Но теперь-то я вас получше узнала. Тощенькая-то вы тощенькая, но, видать, порядочная.

– Довольно-довольно! Я вас простила. На чем и пожмем руки.

Она вложила мозолистую выпачканную мукой ладонь в мою руку, еще одна, уже совсем сердечная, улыбка озарила ее грубоватое лицо, и с этой минуты мы стали друзьями.

Видимо, Ханна любила поговорить. Пока я чистила крыжовник, а она готовила начинку, я наслушалась множества подробностей о ее покойных хозяине и хозяйке и о «деточках», как она их называла.

Старый мистер Риверс, поведала она, человек был простой, но джентльмен, и происходил из такого старинного рода, каких поискать. Марш-Энд принадлежал Риверсам с тех пор, как был построен, а было это, заверила она, «лет, надоть, двести тому назад, пусть он и скромный, махонький, коли сравнить с дворцом, какой мистер Оливер выстроил себе в Мортон-Вейл. Да она-то помнит, как папаша Билла Оливера ремеслом занимался – иголки делал, а Риверсы рыцарями были в старину при королях Генрихах: кто хочет, может сверить с записями в книге мортонской церкви». Тем не менее, признала она, «старый хозяин был как все прочие – и жил по-простому: на птиц охотился, хозяйство вел и все такое прочее. Вот хозяйка была другая. Все над книгами сидела, науками занималась» и «деточки» пошли в нее. В здешних местах никого на них похожего нет, да и не было. Они любили учиться, все трое, с тех пор почти, как начали говорить. И всегда были «на свой лад скроены». Мистер Сент-Джон, когда вырос, захотел учиться в университете и стал священником, а девочки, как закончили пансион, так пошли в гувернантки. Потому что, как они ей объяснили, несколько лет назад их отец потерял почти все свои деньги, когда человек, которому он доверял, объявил себя банкротом. А раз он теперь не может обеспечить их будущее, они должны сами себя содержать. И дома они уже давно почти не живут, да и сейчас приехали ненадолго из-за кончины отца. Но они очень любят и Марш-Энд, и Мортон, и пустошь, и холмы. Побывали и в Лондоне, и во всяких больших городах, но всегда говорят, что лучше дома на свете места нет. И до того друг дружку любят – никогда не ссорятся, не затевают свар. Такой дружной семьи поискать!

Дочистив крыжовник, я спросила, где барышни и их брат.

– Пошли прогуляться до Мортона, вернутся к чаю, через полчасика.

Они вернулись в указанный Ханной срок и вошли в дом через кухонную дверь. Мистер Сент-Джон, увидев меня, только поклонился и направился в гостиную. Но его сестры задержались. Мэри в нескольких словах ласково и спокойно выразила удовольствие, что я достаточно хорошо себя чувствую, чтобы спуститься к чаю. Но Диана взяла меня за руку и укоризненно покачала головой.

– Вам следовало бы дождаться моего разрешения! – сказала она. – Вы все еще очень бледны. И сильно исхудали! Бедняжка! Бедняжка!