Сестры Бронте. Лучшие произведения в одном томе

— Я вас не оскорбляю! — вскричал он. — Я преклоняюсь перед вами. Вы — мой ангел, мое божество. Я кладу к вашим ногам все мои силы, и вы должны их принять! — властно объявил он, поднимаясь на ноги. — Я должен быть и буду вашим утешителем и защитником! А если вас упрекнет совесть, ответьте ей, что я победил вас и вам оставалось только уступить.

Никогда еще я не видела человека в подобном исступлении. Он кинулся ко мне, но я схватила мастехин и выставила перед собой. Это его остановило, и он ошеломленно уставился на меня. Вероятно, вид у меня был не менее решительный и яростный, чем у него. Я попятилась к звонку и схватила сонетку, это усмирило его еще больше. Он попытался мне воспрепятствовать жестом, не столько гневным, сколько просительным.

— В таком случае отойдите! — сказала я, и он отступил назад. — А теперь выслушайте меня. Вы мне не нравитесь, — продолжала я медленно, со всей внушительностью, на какую была способна, чтобы сделать свои слова убедительными. — Если бы я развелась с мужем или если бы он умер, замуж за вас я бы никогда не вышла. Ну вот. Надеюсь, вам этого достаточно.

Лицо его побелело от ярости.

— Да, достаточно, — ответил он с горькой язвительностью, — чтобы понять, что более холодной, противоестественной, неблагодарной женщины, чем вы, мне еще видеть не приходилось.

— Неблагодарной, сэр?

— Неблагодарной.

— Нет, мистер Харгрейв, вы ошибаетесь. За все хорошее, что вы когда-нибудь для меня делали или хотели сделать, я искренне вас благодарю, а за все дурное, что вы мне сделали или хотели сделать, молю Бога простить вас и очистить вашу душу.

Тут распахнулась дверь, и мы узрели господ Хантингдона и Хэттерсли. Второй остался за порогом, возясь с оружием и шомполом, а первый прошел к камину, повернулся к огню спиной и обратил на мистера Харгрейва и на меня взгляд, сопровождавшийся нестерпимой нагло-многозначительной улыбкой и злорадным блеском в бесстыдных глазах.

— Так что же, сэр? — сказал Харгрейв вопросительно с видом человека, приготовившегося защищаться.

— Так что же, сэр? — повторил его собеседник.

— Мы только хотим узнать, Уолтер, есть ли у тебя свободная минута поохотиться с нами на фазанов, — вмешался Хэттерсли из-за двери. — Пошли. Попотчуем дробью зайчишку-другого, и не больше, уж за это я ручаюсь…

Уолтер промолчал и отошел к окну собраться с мыслями. Артур присвистнул и уставился на него. Легкий румянец гнева окрасил щеки мистера Харгрейва, но мгновение спустя он спокойно обернулся и небрежно объяснил:

— Я зашел сюда попрощаться с миссис Хантингдон и предупредить ее, что вынужден завтра уехать.

— Хм! Ты что-то очень быстр в своих решениях. Могу ли я спросить, откуда такая спешка?

— Дела, — был короткий ответ, а недоверчивая ухмылка вызвала только пренебрежительно-презрительный взгляд.

— Превосходно! — отозвался мистер Хантингдон, а когда Харгрейв удалился, закинул фалды сюртука на локти, уперся плечами в каминную полку, обернулся ко мне и тихим голосом, почти шепотом, обрушил на меня залп грубейших и гнуснейших ругательств, какие только способен изобрести мозг и произнести язык. Я не пыталась его оборвать, но во мне поднялся гнев и, когда он умолк, я ответила:

— Будь даже ваши обвинения верны, мистер Хантингдон, как смеете вы порицать меня?

— В самый лоб! — воскликнул Хэттерсли, прислоняя ружье к стене. Войдя в комнату, он взял своего прелестного друга за локоть и попытался увести. — Верно, не верно, — бормотал он, — да только не тебе, сам знаешь, обвинять ее, да и его тоже, после того, что ты наболтал вчера вечером. Ну, так идем же!

Снести его намека я никак не могла.

— Вы смеете меня в чем-то подозревать, мистер Хэттерсли? — спросила я вне себя от бешенства.

— Да нет же, нет, никого я не подозреваю. Все хорошо, очень хорошо. Так пойдешь ты, Хантингдон, скотина эдакая?

— Отрицать она этого не посмеет! — вскричал джентльмен, к которому обратились таким образом, и ухмыльнулся в злорадной ярости. — Не посмеет для спасения своей жизни! — И, добавив несколько ругательств, вышел в переднюю и взял со стола свою шляпу и ружье.

— Я не уроню себя, оправдываясь перед вами, — сказала я и повернулась к Хэттерсли. — Но если у вас хватает смелости в чем-то сомневаться, то спросите у мистера Харгрейва.

Тут оба разразились грубым хохотом, от которого меня пронзило гневом до самых кончиков пальцев.

— Где он? Я сама его спрошу! — воскликнула я, подходя к ним.

Подавив новый взрыв хохота, Хэттерсли указал на входную дверь. Она была полуоткрыта. Его шурин стоял у крыльца.

— Мистер Харгрейв, будьте так добры, вернитесь сюда! — сказала я.

Он посмотрел на меня с мрачным недоумением.

— Будьте так добры! — повторила я столь решительно, что он вольно или невольно мне подчинился, с некоторой неохотой поднялся по ступенькам и переступил порог.

— Скажите этим джентльменам… — продолжала я, — …этим господам, уступила я или нет вашим настояниям?

— Я вас не понимаю, миссис Хантингдон.

— Нет, вы прекрасно меня понимаете, сэр, и я взываю к вашей чести джентльмена (если она у вас есть): ответьте правду. Уступила я или нет?