Как обычно, мы с моей ученицей пообедали в гостиной миссис Фэрфакс. Днем забушевала метель, и до вечера мы оставались в классной комнате. Когда стемнело, я разрешила Адели убрать книги и тетради и отправиться вниз, так как относительная тишина там и умолкший дверной колокольчик навели меня на мысль, что мистер Рочестер покончил с делами. Оставшись одна, я подошла к окну, но ничего не увидела: хлопья, кружащие в потемневшем воздухе, скрывали даже кусты на лужайке. Я опустила штору и вернулась к камину.
Глядя на горки янтарных углей, я творила в своем воображении некое подобие Гейдельбергского замка над Рейном, который видела на картинке в книге, но тут вошла миссис Фэрфакс и своим появлением рассыпала огненную мозаику, которую я успела составить, а также разогнала нежеланные тяжкие мысли, начавшие вторгаться в мое одиночество.
– Мистер Рочестер будет рад, если вы со своей ученицей сегодня вечером присоединитесь к нему за чаем в гостиной, – сказала она. – Он весь день был очень занят и не мог прежде познакомиться с вами.
– Когда он пьет чай? – спросила я.
– Да около шести: в деревне он ложится рано. Вам лучше переодеться сейчас же. Я пойду с вами, помогу застегнуть пуговицы. Возьмите свечу.
– А надо ли мне переодеваться?
– Да, разумеется. Когда мистер Рочестер здесь, я всегда переодеваюсь к вечеру.
Соблюдение этого светского обычая показалось мне излишне церемонным, но я пошла к себе и с помощью миссис Фэрфакс сменила черное шерстяное платье на черное шелковое. Лучшее и единственное не ежедневное в моем гардеробе, кроме светло-серого, которое, по моим ловудским понятиям о туалетах, я считала настолько нарядным, что надевать его полагалось лишь в самых торжественных случаях.
– Тут нужна брошь, – объявила миссис Фэрфакс. У меня была маленькая жемчужная брошка, которую мисс Темпл подарила мне на память при прощании. Я приколола ее, и мы спустились вниз. Я так не привыкла к обществу незнакомых людей, что явиться перед глазами мистера Рочестера по приглашению, которое больше походило на приказание, было для меня тягостным испытанием. В столовую я пропустила миссис Фэрфакс вперед и оставалась в ее тени, пока мы не прошли под аркой (портьера на этот раз была опущена) в изящную гостиную.
На столе горели две высокие свечи, и еще две – на каминной полке. Лоцман лежал, нежась в их свете и в тепле, лившихся от ярко пылающего огня. Рядом с Лоцманом на коленях стояла Адель. На кушетке полулежал мистер Рочестер – под его ступню была подложена подушка. Он смотрел на Адель и собаку, свет огня падал прямо на его лицо, и я узнала моего всадника по густым угольно-черным бровям, квадратному лбу, который казался еще более квадратным из-за того, что черные волосы были зачесаны набок. Я узнала его резко очерченный нос, говоривший о характере и ничего не добавлявший к красоте, и крупные ноздри, которые, решила я, свидетельствовали о вспыльчивости, и угрюмый рот, и подбородок. Да, они были очень угрюмые. Его фигура без плаща, заметила я, квадратностью гармонировала с лицом. С атлетической точки зрения, полагаю, он был сложен превосходно: широкие плечи, узкие бедра. Но при том он не был ни высок, ни строен.
Мистер Рочестер не мог не заметить нас с миссис Фэрфакс, однако, видимо, он был не в настроении дарить нас вниманием – во всяком случае, он даже не поднял головы при нашем появлении.
– Вот мисс Эйр, сэр, – представила меня миссис Фэрфакс обычным мягким голосом.
Он поклонился, все еще не отводя глаз от собаки и девочки.
– Так пусть мисс Эйр сядет, – сказал он, а отрывистый сухой поклон, нетерпеливый, хотя и холодно-вежливый тон словно добавили: «Какое мне дело, черт возьми, здесь мисс Эйр или нет? Сейчас я не склонен разговаривать с ней».
Я села, не испытывая ни малейшей робости. Изысканная учтивость, наверное, смутила бы меня, и я не сумела бы ответить на нее с достаточной светскостью и непринужденностью. Однако ничем не оправданная резкость не накладывала на меня никаких обязательств. Напротив, эта выходка давала мне право на невозмутимое молчание, что было заметным преимуществом. К тому же такая эксцентричность заинтриговывала, и мне было интересно, как он будет себя вести дальше.
А повел он себя как истукан. То есть не произносил ни слова и сохранял полную неподвижность. Миссис Фэрфакс, видимо, считала, что кто-то должен разбить лед, и попробовала завести разговор. С обычной своей приятной доброжелательностью и с обычной своей тривиальностью она изъявила ему сочувствие: он был так занят весь день, и как, верно, ему было тяжело из-за больной ноги! После чего восхитилась его терпением и упорством, с какими он без отлагательств решил все дела.
– Сударыня, я хотел бы выпить чая, – был единственный ответ, которого она добилась.
Миссис Фэрфакс поспешила позвонить и, когда принесли поднос, начала с бодрым усердием расставлять чашки, раскладывать ложки и так далее. Мы с Аделью сели за стол, но хозяин дома остался лежать.
– Вы не передадите чашку мистеру Рочестеру? – сказала мне миссис Фэрфакс. – Адель ведь непременно расплещет.