Сестры Эдельвейс

– Боже правый. – Он был явно впечатлён, и это тоже понравилось Биргит, особенно в свете того, что её гордость была так задета приездом Франца. – Вы такая талантливая, – пробормотал он, и она вяло попыталась протестовать:

– Нет, я…

– Почему бы не признать этого? Я вот не смог бы починить часы.

Она рассмеялась.

– А я не могу… ну, не знаю… съехать на лыжах с горы!

Он вновь рассмеялся – громко, звонко, и Биргит вспомнился большой колокол в церкви.

– А вообще когда-нибудь катались на лыжах?

Биргит подумала об Иоганне и её лыжном походе; чтобы отправить туда и остальных, не было денег. Не то чтобы она очень уж туда хотела, справедливо отметила Биргит.

– Нет, – призналась она Вернеру.

– Может быть когда-нибудь. – Он сделал глоток кофе и посмотрел ей в глаза так, что у неё вновь закололо губы.

Биргит не помнила, о чём ещё они разговаривали за кофе, который она старалась пить как можно медленнее. Он что-то спрашивал о её семье, она – об Альпийских войсках; Вернер рассказывал, как его отец в войну сражался в Альпийском корпусе и как он решил пойти по его стопам. Беседа тянулась, пока Биргит с ужасом не осознала, что уже темно и родители, конечно, беспокоятся.

– Мне пора идти. – Она слишком резко вскочила из-за стола, и Вернер невозмутимо поднялся вслед за ней.

– Позвольте мне проводить вас домой. Гетрайдегассе, верно?

– Да, но вы не должны…

– Конечно, должен.

Он заплатил за кофе, Биргит пробормотала слова благодарности, а потом он взял её под руку, и они вместе побрели к старой части города.

– Надеюсь, впредь вы будете обходить вашу подругу стороной, – заметил Вернер, когда они сворачивали на Штаатбрюкке. – Или она тоже не знала?

– Чего не знала? – осторожно спросила она.

– Что этим кружком руководят коммунисты. – Он улыбнулся ей, приподняв брови. – Явно не те люди, с кем стоит связываться.

Биргит уже пожалела, что соврала об этом, но теперь было поздно, и в любом случае вряд ли они ещё увиделись бы – при этой мысли она ощутила разочарование и вместе с тем облегчение. Она не хотела быть пойманной на лжи, но не знала, долго ли сможет врать.

– Она не говорила, знает ли об этом, – наконец пробормотала она.

– С ними никаких дел иметь не надо, – серьёзно заметил Вернер. – С подобными кружками сейчас разговор короткий. А что делать?

– Но почему? – спросила Биргит, внезапно желая знать его мнение о коммунистах.

– Ну, угроза со стороны Советов нам не нужна, верно? – резонно заметил он.

– Вы думаете, Советы представляют угрозу?

– Советы хотят подчинить себе мир не меньше, чем этого хочет Германия. К тому же Гитлер – куда лучший руководитель, чем Сталин. Только взгляните, сколько он уже сделал для немецкой экономики. У них нет такой проблемы с инфляцией, как у нас в Австрии. – Уголок его рта вновь дёрнулся. – Мой отец разорился из-за послевоенной инфляции. Австрия так и не смогла восстановиться, а вот Германия смогла. И к тому же Гитлер сам австриец. – Он улыбнулся Биргит, но она не смогла ответить на эту улыбку, хотя и понимала, что так будет правильнее. Ей ещё не доводилось общаться с кем-то, кто поддерживал Гитлера, и беззаботная уверенность Вернера её настораживала.

– А евреи? – вдруг спросила она. Вернер вынул из кармана пачку сигарет, предложил Биргит. Она покачала головой, он вытянул сигарету, затянулся и выдохнул, прежде чем ответить вопросом на вопрос:

– А что евреи?

– Это… это несправедливо. – Когда у неё вырвались эти слова, она поняла, как по-детски они звучат – будто речь шла о жульничестве в игре в стеклянные шарики. – Законы, которые они принимают в Германии, и всё такое прочее. То, что во всём винят евреев. То, что люди с ними так обращаются. Это неправильно.

Вернер кивнул с той же беспечностью, с какой одобрительно говорил о человеке, принимавшем такие законы.

– Может быть, но ведь справедливо винить евреев по крайней мере в некоторых из наших неприятностей? – Он пожал плечами, такой здравомыслящий и мудрый. – Они десятилетиями контролировали всю банковскую систему, и фондовый рынок тоже – никому со стороны нельзя было даже взглянуть, что они там творят. Они всё держали при себе и обогащались за счёт тяжёлой работы всех остальных. Конечно, есть хотя бы доля их вины в том, что мы все разорились? – Он улыбнулся, обнажив зубы и приподняв брови, и Биргит не знала, спорить с ним или согласиться.

– Я видела, как на улице избивали еврея, – пробормотала она наконец, и воспоминание о несчастном Яноше отозвалось в ней острой болью. – Человека, который точит наши ножи. У него нет никаких богатств. Он ни в чём не виноват.

Вернер сочувственно кивнул.

– Это, конечно, печально. Но хулиганы и бандиты всегда были и будут. Это не значит, что политики ошибаются.

– Я считаю, – медленно протянула Биргит, потому что не знала, что ещё сказать, и стыдилась собственного невежества, хотя осознавала, что намного лучше было бы вообще сменить тему, – моя подруга считает, что будет война.

– Конечно, война будет, но не с нами.

– Да? – Она вновь изумилась его уверенности.