Сестры Ингерд

Жанетта вытрясла на свои наряды неприлично большую сумму с отца, но в результате часть денег, далеко не самую маленькую, потратила на новые краски. Надо сказать, что такие траты я поощряла, как и ее интерес к живописи, и потому подкинула дочери еще немного денег.

К концу месяца эти светские развлечения настолько утомили и меня, и Рольфа, что день отъезда казался нам праздничным. Все закупленные и оплаченные товары были упакованы и уложены в телеги.

Мы распрощались со старой графиней Роттерхан и обе немного всплакнули, понимая, что больше не увидимся. Получили приглашение от Элеоноры Роттерхан и ее мужа останавливаться в их доме каждый раз, как надумаем посетить столицу: к моему удивлению, госпожа Элеонора знала, что именно я когда-то посоветовала старой графине удочерить ребенка. Возможно, поэтому ее отношение к нам было очень теплым. Но когда за мной и Жанеттой захлопнулась дверца кареты, я вздохнула с облегчением.

На обратном пути мы заехали в монастырь Святой Тересии, и я передала матери настоятельнице тот дар, о котором она просила.

-- Десять лет назад, виконтесса Нордман, я бы не поверила, что буду в этом нуждаться… – усмехнулась она. – Я благодарна вам, а монахини монастыря помолятся за благополучие вашего дома. Прощайте…

Вряд ли мы еще когда-нибудь увидимся с Анжелой. По сути, мы всегда были разными и чужими. Но все же я рада, что она смогла найти себя в этом мире.

Какой бы резкой ни казалась мне мать настоятельница, но женщины в ее монастыре были сыты, тепло одеты и заняты делом. Никаких ужасов, о которых когда-то в дороге сплетничали молодые невесты, мать Тересия на вверенной ей территории не допускала, поддерживая железную дисциплину и собственное хозяйство в полном порядке.

Когда мы добрались до Партенбурга и замотанные, уставшие, голодные приводили себя в порядок в наших комнатах, у меня просто душа пела: «Слава тебе, господи, мы почти дома!»

Обычный семейный ужин плавно перетек в посиделки с графиней. Мужчины покинули нас, желая оценить какой-то роскошный портвейн, который недавно прислали в подарок Иогану. Дети остались в зале, обсуждая последние столичные новости.

Мы же с Анной, забрав младших дочерей, устроились с чаем в детской. Девочки дружно возились у игрушечного замка, споря, кто будет играть красавицей, а кто красавцем. Почему-то обе хотели себе куклу-рыцаря, и белокурая кукла-красотка одиноко валялась на полу, неприлично задрав в небо фарфоровую ножку в шелковом чулочке.

-- …никогда бы не подумала! Ее история кажется какой-то удивительной сказкой, – Анна с удивлением качала головой, почти отказываясь верить в существование матери Тересии. – Ведь когда мы видели ее в последний раз, она больше походила на сумасшедшую.

И Рольфу, и Анне с Иоаном я рассказала весьма сокращенную версию моего знакомства с настоятельницей. Почему-то мне казалось, что так будет правильнее. Тот путь, через который в этом мире прошла каждая из нас – нечто довольно личное. Пусть Ангела и не просила меня хранить тайну, но и какие-то подробности окружающим не нужны. Она выбрала в этом мире свой якорь, свою дорогу и шла по ней, не нуждаясь в нашем одобрении или порицании.

-- А вот за это огромное тебе спасибо, Ольга, – графиня Анна любовно погладила новенькую кожаную обложку большого книжного тома, на котором золотом четко и красиво выделялась надпись: “Записки и советы по хозяйству её сиятельства графини Жанны Лютеции Паткуль”.

***

Сто тридцать томов этой книги я заказала в столичной типографии. Именно изготовления книг мы и дожидались, задерживаясь там. Изначально я хотела заказать всего тридцать-сорок томов для себя и в подарки ближайшим соседям. Но после беседы с матерью Тересией изменила размер заказа. Тогда уже прощаясь, она попросила:

– Ты не могла бы вернуть мне книгу? Я готова даже немного заплатить за нее. – Забавное совпадение, мать Тересия… Сейчас я везу книгу графини Жанны Паткуль в столицу, чтобы сделать несколько десятков экземпляров. Для себя, для графини Анны, для наших дочерей. Это книга – большой труд и большая ценность. – Да. И я хотела бы экземпляр или несколько для моей обители. – Я буду рада сделать такой подарок вам, мать Тересия.

Я не лгала. Я действительно была рада тому, что сестра изменилась. Пусть не сразу, пусть наделав ошибок в жизни, но все же… А распространить книгу госпожи Жанны я и вовсе посчитала стоящим делом. Пусть графиня и не узнает об этом, но это как бы мое “спасибо” ей.

Рольф несколько удивился, но спорить не стал:

-- Радость моя, мы крепко стоим на ногах, и если такова твоя прихоть, то пусть будет так. Я не могу сказать, что от всего сердца простил твою сестрицу за те пакости, что она внесла в твою жизнь. Но раз уж ты простила ее, кто я такой, чтобы возражать?