Сестры Ингерд

-- Не болтай лишнего, Иви! Госпожа баронесса сама разберется, кому замуж, кому куда.

По узкой каменной лестнице мы поднялись в верхнюю часть дома. Судя по дверям в коридоре, здесь было несколько комнат. Нас затолкали в одну из них, где в печи яростно гудело пламя и было, пожалуй, даже жарко. Впрочем, мы настолько промерзли, что, казалось, никогда не согреемся.

Та служанка, что помоложе, торопливо проговорила:

-- Смотрите-ка, барышни, комната совсем такая, как и раньше была! Госпожа баронесса даже шторы ваши детские разрешила повесить. Да вы садитесь, садитесь! Устали, поди, в дороге? Сейчас я вам ужин спроворю, да взвару горяченького с медом принесу. Отогреетесь, отдохнете с дороги, а завтра уже с госпожой и повидаетесь. Сейчас она отдыхать ушла, – говорливая служанка убежала, и наступила тишина.

Сил у нас особо не было. Зубы продолжали выбивать мелкую дрожь, и внутри все еще подрагивало от холода.

-- Слушай, раз это наша детская, мы тут все знать должны, – проклацала сестра, потирая красными от холода ладонями предплечья.

Я стояла в такой же позе, обнимая сама себя и пытаясь согреться.

-- Давай сперва в себя придем, потом будем осматриваться.

-- А кровать-то в комнате только одна, – недовольно заявила Анжела.

-- Если ты чем-то недовольна, можешь пойти и пожаловаться госпоже баронессе, – язвительно ответила я.

Комната беленая, с одним окном, сейчас наполовину задернутым линялыми синими шторами. Мебели и в самом деле почти не было. Одна кровать, лишь чуть шире, чем та, на которой мы спали в трактире. Стол у стены. Вместо нормальных стульев – одна длинная скамья, где могло усесться три человека. Правда, скамья со спинкой, но удобной она все равно не выглядела. Рядом с печкой стояла одинокая табуретка, а вдоль стены – два довольно широких сундука.

Вот на эти сундуки Анжелка и пялилась: ей явно хотелось покопаться там. Я же такого желания совершенно не испытывала. Скорее меня насторожили небольшие бортики, набитые на их крышки. Складывалось такое ощущение, что эти деревянные бортики сделаны для того, чтобы с узкого лежбища не сваливался матрас или тюфяк. Невольно подумалось: «Неужели в этой комнате с нами еще кто-то ночевать будет? Так мы хотя бы перед сном могли бы обсудить, что и как будет дальше. А если здесь ночует Луиза, то даже поговорить не сможем.».

Ужин нам принесли все же гораздо более вкусный, чем в трактире. Я с удовольствием пила молоко и уплетала потрясающе вкусные печеные пирожки. Начинка была разная: одни с требухой и луком, вторые с какой-то крупой, рубленым яйцом и щедрой долей сливочного масла. Сестрица трескала пироги наравне со мной и недовольно бурчала:

-- Если столько теста на ночь жрать, от фигуры скоро ничего не останется! Интересно, здесь вообще нормальная еда бывает?

-- Поживем – увидим, – я не собиралась слушать ее бесконечное брюзжание, потому и оборвала сестру без всякой жалости.

Слава всем богам этого мира, но зашедшая нас проведать перед сном Луиза строго сказала:

Портрет Луизы.

-- Барышни вы уже взрослые, на выданье, так что госпожа баронесса не велела при вас круглосуточно быть. Оно, конечно, здесь у вас потеплее, – с некоторым сожалением вздохнула она, невольно бросив взгляд на те самые сундуки. – Но чего господа велят, исполнять надобно! Так что молитесь. А свечку я сейчас заберу.

Она плотнее задернула на окнах толстые шторы и вышла, прихватив со стола свечной огарок. Раздевались мы почти в темноте, чуть приоткрыв дверцу печки для освещения.

Глава 10

Тюфяк, на котором мы улеглись, явно не способствовал хорошему сну. Даже в трактире подстилка была помягче. Одна радость, что кровать оказалась шире, и нам не пришлось лежать валетом. Видеть у своего лица ноги другого человека -- удовольствие ниже среднего.

Мы ворочались, пытаясь взбить плоские слежавшиеся подушки, пахнущие не слишком приятно, но получалось плохо. Наконец сестрица злобно прошипела:

-- Неужели мы так и будем всю жизнь жить в этом кошмаре?!

-- Знаешь, мне кажется, ты не понимаешь простой вещи: лучше жить здесь, чем удобно лежать в гробу. Мне кажется, ты слегка упустила из виду то, что мы с тобой умерли. Умерли, благодаря тебе.

Похоже, сестрица собиралась продолжать страдать и жаловаться, но выслушав мою отповедь, только протяжно вздохнула. Через некоторое время она заговорила опять:

-- Слушай, Оль… Ты же видишь, что мы здесь с тобой совсем чужие?! Ведь мы даже ни с кем нормально поговорить не можем. Нас просто не поймут. Они все не знают, что такое машина и самолет, что такое интернет и мобильник… – Анжелка повозилась на узкой кровати и, повернувшись ко мне лицом, продолжала вполголоса: – Мы с тобой здесь самые близкие друг другу люди. Понимаешь меня?

-- Анжела, близкие люди на чужого мужика не зарятся, а мои близкие люди и своим собственным не изменяют.