Сестры Ингерд

-- От хозяйка узнает про ваши бесстыдства, точно выпороть велит! Ну-ка, хватит хулиганить! Быстро в воду обе, а то сама госпоже нажалуюсь.

Спорить мы не стали. Уселись в быстро остывающую воду, куда Луиза периодически подливала ковш горячей из котла, и слушали ворчание служанки:

-- Ото ж вы бестолковые такие! Нет бы по очереди, чтобы сперва одна легла и волосы намочила, а следом бы и вторая… А теперь еще и на космы ваши воду тратить…

Пожалуй, я была даже благодарна сестре, что она сдержалась и не устроила бессмысленный скандал. Мне самой пришлось покрепче, аж до скрипа, стиснуть зубы и заткнуться, когда Луиза большим деревянным ковшом зачерпнула воду из лохани, где уже сидели мы с сестрой, и по очереди полила нам прямо на голову. Затем они с Изи разделились: каждая зачерпнула какой-то сероватой массы из неряшливой плошки и принялась намазывать нам головы. Изи делала это молча, а Луиза, которая натирала этой ерундой голову Ангелы, приговаривала:

-- Оно и для чистоты хорошо, и вошек, случись что, поубивает…

Масса имела довольно специфический запах: не слишком приятный, но и не совсем уж противный. Главное же было то, что она хорошо пенилась. Изи плеснула сверху еще с полстакана воды, и ее руки начали уверенно массировать мою голову. Когда она отжала с моих волос часть получившейся пены прямо в воду, я заметила, что пена эта не белая, а сероватая. Почти уверена, что волосы не мыли несколько месяцев.

Единственная радость от мытья была в том, что когда процесс подошел к концу, и меня, и Ангелу окатили чистой теплой водой с головы до ног. Затем мы по накиданной на полу дорожке из каких-то тряпок дошли до стены кухни, где стояла скамейка. И там, по очереди заходя в завешенный простыней темный угол, мы наконец-то сняли с себя мокрые, липнущие к груди и попе сорочки и получили от прислуги две мягкие застиранные тряпки – для тела и для волос.

Я, как младшая сестра, должна была идти следом на Ангелой. И пока сестрица возилась там, снимая сорочку и обматывая волосы сухой тканью, успела изрядно подмерзнуть: полы на кухне были каменные и холодные. Потом мы сидели в своей комнате, жадно прихлебывая горячий травяной отвар с медом, и слушали недовольную Луизу:

-- Экие вы обе непутящие! Мылись, воды на полкухни набрызгали. Никакого в вас понимания нет! Ежли у мужа на прислугу денег не станет, вы же грязнулями помрете. Хорошая бы хозяйка, как вытерлась насухо, сорочки бы постирала. Эвон, сколько там теплой воды в лохани осталось. А у вас и ума не стало за одежей проследить. Неряхами вы были, неряхами и вернулись.

Мы с сестрой просто отмалчивались. На этот вечер нам уже хватило впечатлений от местной «чистоты». Потом Луиза все же ушла, унося с собой свечу, а мы попытались уснуть, но так и не успели: Ангела заметила в темном окне отблески факела, и большую часть ночи мы наблюдали за сборами.

***

Подняли нас в несусветную рань и кормили очень торопливо. Луиза еще и ворчала:

-- Поживее, барышни! Надобно еще к хозяйке зайти, попрощаться, да благодарность за приют высказать.

В комнате баронессы было жарко и душно. Пахло дымком, едким запахом пота и какими-то тошнотворно-сладкими благовониями. Сама комната представляла собой довольно просторное помещение, беленое и с каким-то простеньким рисунком на стенах. Я с любопытством присмотрелась: похоже, что рисунок набивали по трафарету.

Кроме огромной супружеской кровати под плотным балдахином, также, как и в комнате ее сына, у окна стоял большой стол под роскошной, свисающей до пола бархатной скатертью. Печь была обложена довольно интересной кафельной плиткой. Кажется, такой кафель называют изразцами. Выпуклый рисунок на плитке был тонирован голубым и зеленым цветом, отчего вся махина печи казалась излишне пестрой.

Сама баронесса в тяжелом стеганом халате, отделанном широкими полосами меха по вороту, манжетам и подолу, сидела у трехрогого подсвечника за столом и что-то быстро писала тонкой серебристой ручкой в массивной книге, периодически макая перо в белую фарфоровую чернильницу.

Мы уже привычно поклонились и терпеливо дожидались, пока она заговорит с нами. Ждать пришлось долго: хозяйка внимательно нас рассматривала. Наконец мачеха слегка кашлянула, встала и двинулась к нам. Луиза, стоящая за нашей спиной, ощутимо шлепнула меня между лопаток, призывая отвесит еще один поклон. Баронесса протянула мне и сестре по небольшому твердому предмету, завернутому в кусок мешковины, и произнесла прощальную речь:

-- Это вам подарок к свадьбе. Я выполнила свой долг. Надеюсь, у вас хватит ума найти себе достойных мужей.

Еще один поклон и, испытывая облегчение, мы покинули этот замок.

***