Сестры из Сен-Круа

Но как только прозвучало слово «помывка», они с большой охотой выполнили приказ и вскоре уже шагали строем на другой конец деревни. Среди деревьев стоял старый амбар с толстыми, прочными серыми каменными стенами и латаной-перелатаной крышей. Это и была солдатская баня. В ней стояли огромный чан с горячей водой и большая жестяная ванна, вмещавшая до тридцати человек разом.

— У вас десять минут, — рявкнул капрал Джонс. Вся рота скинула грязную одежду и погрузилась в уже довольно мутную воду, чтобы успеть за десять минут отмокнуть и оттереть с себя грязь. Радуясь теплой воде и не обращая внимания на ее цвет, они старательно терли и скребли свои запаршивевшие тела, зная, что следующий такой случай выпадет нескоро. Воду на фронте, как для питья, так и для мытья, приходилось таскать бидонами и строго нормировать. А теперь в ней можно было плескаться, поливать голову, смывать накопившуюся грязь и пот. Мыла не было, но это никого не огорчало: была бы вода. Кишевшее вшами нижнее белье тут же сожгли без всяких церемоний.

Выбравшись из ванны, вода в которой теперь была цвета коричневого виндзорского супа, Том и его товарищи еще немного понежились в свежем белье и носках, прежде чем снова влезть в форму.

— Ого, Куки, да ты у нас рыжий, вот не знал! — крикнул Джек Хьюз, глядя, как Тони Кук вытирает голову.

— Прикрой варежку, Джек, — огрызнулся Тони и хлопнул его мокрым полотенцем. — Уж лучше рыжий, чем вообще без волос!

— Бог ты мой! Картер-то стал почти что на человека похож!

— Не то что ты!

— Одеваться! — рявкнул капрал Джонс. Они стали расхватывать свою форму, добродушно перебраниваясь.

— Это моя рубаха!

— Ну так и забирай ее себе. Не хватало еще вшей от тебя подцепить.

— Да что такое с этими сапогами, усохли, что ли?

— Свои попробуй натянуть, а мои давай сюда!

Даже в форме восхитительное ощущение, что им вернули собственную кожу, не пропало. Этому ощущению суждено было жить недолго, но стоял теплый июньский вечер, и, хотя воздух то и дело оглашали отдаленные артиллерийские залпы, все же это были редкие мирные и спокойные минуты, которыми пока можно было наслаждаться.

Вернувшись в сарай, они уже собирались садиться есть, когда по двору эхом разнесся крик: «Почта!» Солдаты толпой вывалились из сараев и бросились, расталкивая друг друга, к дверям фермерского дома. Почта имела самое волшебное действие. Все время, пока раздавали письма, пакеты и свертки, солдаты жадно вслушивались, надеясь услышать свою фамилию.

— Фармер, Шорт, Тампер, Джонс М. Д., Хупер, Далтон, Картер, Кук…

Каждый, чье имя выкликали, с торжеством забирал свою почту, а кто не получил ничего, те старались убедить себя, что все не так уж плохо — в прошлый раз письмо пришло, и хватит пока. Письмо Тому, как всегда, было от Молли. Она была единственным человеком в мире, который писал ему. До встречи с ней он никогда не получал ничего по почте, а теперь его почти каждый раз ждало письмо, а частенько и небольшая посылка — сигареты и шоколад, купленные в деревне, так что было чем поделиться с товарищами. Как-то раз Молли даже прислала ему целый пирог от мадам Жюльетты. Он лежал в коробке и пришел совершенно раздавленным, но проглочен был с неменьшим удовольствием, чем любой другой.

Том унес письмо в сарай и, опустившись на свою постель, состоявшую из вороха сена и брошенного сверху одеяла, вскрыл конверт. От того, что он прочел, сердце у него замерло. Он перечитывал снова и снова, стараясь уяснить, что Молли хочет сказать и о чем просит его.

Дорогой Том,

я получила твое последнее письмо и рада, что ты благополучно вернулся в часть, хотя, похоже, у тебя очень много дел. Я знаю, что из-за цензора ты не можешь мне многое рассказать, но хорошо уже то, что ты жив и здоров. Спасибо за карточку, ты на ней такой красавчик!