Сестры из Сен-Круа

я так думаю, будет лучше, если все твои письма ко мне будут храниться у тебя. Жалко будет, если пропадут, а мне их хранить негде. Так что вот они — все, кроме последнего, его я оставлю при себе. Очень жаль, что мы теперь не скоро увидимся, но ты знаешь, что я все время думаю о тебе и о нашем ребенке. Ты моя семья. Сейчас мы опять на постое, в нашем обычном месте. Твой кузен Тони тоже здесь, настроение у всех бодрое.

Ты уже рассказала обо всем Саре? Если нет, то, наверное, пора. Она хорошая подруга и позаботится о том, чтобы ты благополучно добралась домой…

19

Молли понимала, что очень скоро ей придется рассказать Саре о ребенке. Отъезд домой в одиночку будет непростым предприятием. Нужно было подготовиться как следует, и она понимала, что откладывать долго не получится. Ее положение вот-вот станет заметным. Она уже чувствовала, что сестра Мари-Поль подозрительно на нее поглядывает.

«Она не могла догадаться, — твердо сказала себе Молли, — еще ничего не видно».

Молли была права: внешне ничего не говорило о том, что она ждет ребенка. Только юбку пришлось выпустить на пару дюймов, и грудь стала полнее, но и то и другое скрывал широкий длинный передник. Правда, она стала уставать. Обходя палату, вдруг чувствовала непреодолимое желание присесть, а если поддавалась этому желанию — на кухне или в тепле бельевой кладовки, — то ее тут же одолевала дремота, а потом она просыпалась, как от толчка, и могла только гадать, долго ли проспала и не заметил ли кто-нибудь. Сестра Мари-Поль наверняка скоро заметит — с ней нужно быть очень осторожной.

Молли решила ничего не рассказывать Саре, пока не получит известия от Тома. Если ему дадут этот вожделенный отпуск, то все будет хорошо — останется только решить, где же им пожениться. Каждое утро Молли молилась Богу, в которого даже не верила по-настоящему, — просила, чтобы Тому разрешили приехать к ней, а на следующий день, когда письмо так и не приходило, молилась снова. Только получив наконец письмо от Тома, где говорилось, что на ближайшие месяцы в отпуске ему отказано, Молли впервые заплакала. Она читала письмо, сидя в уборной: она знала, что там ее никто не побеспокоит, даже Сара. Том сделал все, что было в его силах, и теперь мог помочь ей только советом.

Милая моя девочка, я думаю, тебе пора рассказать все по секрету Саре и начинать готовиться к отъезду домой. Я этого совсем не хочу, но уверен, что в конце концов так будет лучше для тебя. Мне бы очень хотелось приехать к тебе прямо сейчас, обнять тебя и сказать, что все будет хорошо, но я не могу. Помни, что я люблю тебя больше жизни.

Береги себя и нашего малыша.

С любовью к вам обоим, Том

Молли сидела и смотрела на письмо: строчки расплывались перед глазами, по щекам текли слезы. Теперь ей оставалось полагаться только на себя. Она твердо сказала себе, что ни о чем не жалеет, однако мысль о возвращении домой — с будущим ребенком и без мужа — пугала ее. Воспоминания о родительском доме в долине, мрачном и холодном, не согретом теплом любви, наводили ужас. Молли понимала, что Том прав, но все откладывала и откладывала момент признания. Трудно было решиться рассказать Саре, что произошло в тот день, когда она сбежала из монастыря и Саре пришлось лгать ради нее. Сара будет ужасно разочарована в ней, а для Молли ее мнение было важно. Она всегда очень уважала Сару — еще с тех пор, когда отношения между ними были отношениями хозяйки и горничной, — а за те месяцы во Франции, что они прожили вместе как подруги, начала не только уважать, но и любить.

Наконец, через два дня, она собралась с духом и начала как можно более обыденным тоном:

— Сара, мне нужно тебе кое-что сказать.

После первого возгласа ужаса Сара слушала излияния Молли уже не перебивая.

— Я знаю, он приехал бы, если бы мог, — слабым голосом повторила Молли, когда ее рассказ подошел к концу. — Он не бросил меня, он просто не может.

— Да, — холодно проговорила Сара, — вероятно, не может. — Она посмотрела на Молли. — Так что же ты намерена делать дальше?

— Я бы осталась здесь, если бы могла надеяться, что мне позволят, — сказала Молли.