Сестры из Сен-Круа

Прошлую ночь мы почти не спали, потому что прибыла партия раненых, и мы не ложились почти до трех часов ночи! Когда мы уже с шести утра вышли на дежурство, я думала, глаза разлепить не смогу. С утра пришлось переделать кучу дел еще до того, как нас отпустили на кухню позавтракать. Мы с мисс Сарой работаем в разных палатах, поэтому нам было о чем рассказать друг другу. Саре ее палата, кажется, не очень-то по душе — там за главную сестра Бернадетт, та самая, которая прикрикнула на нее вчера вечером. На мое счастье, мне не привыкать заправлять постели и убирать, так что для меня эта работа совсем не трудная, хотя нам не помешала бы новая щетка, да и веник заодно! Некоторые раненые совсем плохи, а другие ничего, веселые такие. Всё расспрашивали, кто я и откуда. Один спросил, не собираюсь ли я стать монахиней, и я ответила, что навряд ли, а он тогда засмеялся и сказал — вот и хорошо, пусть будет побольше красивых девушек, когда они вернутся домой после войны. Когда он это сказал, я не знала, куда глаза девать, а он засмеялся, подмигнул мне и сказал — мол, я и сама должна знать, что я красивая. Я сказала — да ну вас, и мы оба засмеялись, но тут сестра Элоиза, та, что главная в нашей палате, отругала меня за то, что трачу время на болтовню. Хорошо еще, что она толком не понимает по-английски!

10

С шести утра обе девушки вышли на работу в свежих передниках и чепцах, и дежурили, пока им не позволили сделать короткий перерыв на завтрак. Завтрак для тех, кто работал в палатах, подавали на кухне посменно, и к тому времени, когда туда позвали Сару и Молли, обе успели ужасно проголодаться и были рады горячему шоколаду и свежему хлебу с вареньем.

Они по-прежнему работали в разных палатах, поэтому делиться впечатлениями приходилось во время еды. Правило молчания на кухне, очевидно, не действовало: правда, другие монахини, завтракавшие вместе с ними, все равно не разговаривали, но скорее по привычке, чем подчиняясь жесткому требованию. Они, кажется, не возражали против того, что девушки беседуют между собой по-английски.

Сара работала в четвертой палате, под руководством сестры Бернадетт. У нее упало сердце, когда она вышла утром на работу и обнаружила, что сестра Бернадетт и есть та самая монахиня с резким голосом, которая накануне вечером упрекнула ее в бесцельной трате времени.

По-английски сестра Бернадетт не говорила. Она сухо поздоровалась по-французски и тут же велела Саре подмести в палате, а затем хорошенько вымыть пол, для чего ей были выданы старая щетка, карболовое мыло и ведро с холодной водой. Пол был застелен толстым линолеумом, но то и дело покрывался грязными следами от обуви входивших со двора. А в это утро он был еще и в пятнах грязи и крови после вчерашних раненых — эти пятна нужно было оттереть, а чистый пол промыть дезинфицирующим средством. Сара полагала, что готова к тяжелой работе, но дело оказалось гораздо труднее, чем она ожидала, и вскоре ее уже выбранили за медлительность. Вытирать пыль было легче, хотя сестра Бернадетт все время внимательно следила за ней, чтобы убедиться, что она трет тщательно и ничего не пропускает. Затем пришлось носить из кухни тяжелые ведра с горячей водой, чтобы приступить к стирке до того, как раненым начнут раздавать завтрак.

Когда, наконец, Сару отправили завтракать саму, она вошла на кухню, где уже сидела Молли, и тяжело, со стоном опустилась на стул.

— Ох, Молли! — воскликнула она, срывая с головы ненавистный чепец. — Я совсем без сил, а еще ведь и восьми часов нет. Как же я выдержу целый день? — Она грустно взглянула на свои руки, покрасневшие от холодной воды и карболового мыла.

Молли, которая все утро была занята примерно такой же работой, улыбнулась ей и весело сказала:

— Привыкнете!