Сестры лжи

Ах ты, дрянь! Это как раз я свободно общаюсь на вечеринках, пока Линна только и делает, что липнет к Дейзи с Ал, шагу без них не ступит… Ну хорошо же; я проглатываю обиду и читаю дальше.

Эмма слабачка, ей вечно нужна опора, потому как своего хребта у нее нет. Сама ничего решить не может, не спросив совета у Дейзи. И еще. В то время как Дейзи сумела преодолеть трагическое прошлое, Эмма носит свое «горе» напоказ, будто гвардейский значок. Постоянно глотает некие «антиневрозные» таблетки против «панических атак», которые ее преследуют с пятнадцати лет, потому что еще школьницей она умудрилась залететь на аборт. Удивительно: таблетки перестают срабатывать всякий раз, когда ей хочется всеобщего внимания. Я уже потеряла счет тем случаям, когда Дейзи была вынуждена отложить нашу с ней вечеринку лишь потому, что «Эмме плохо, кому-то с ней надо посидеть». А ты знаешь, как это выглядит? Дейзи гладит ее по спине, пока Эмма делает вид, будто ей не хватает воздуха! Ох, как меня тянет посмотреть, что получится, если кто-то возьмет да выкинет ее гребаные таблетки. Вот пусть она тогда…

Здесь текст обрывается. Я переворачиваю листок – нет ли чего на обратной стороне? Там пусто. Наверное, продолжение распечатано на какой-то другой бумажке, которая валяется у Айзека на полу… Я на цыпочках перебегаю столовую, затем коридор, проскальзываю обратно в кабинет. Возле книжного стеллажа замечаю сиротливый лист.

Милый Айзек!

Жду не дождусь присоединиться к тебе в «Эканта-ятре». Здесь мне делать уже нечего; нет ни единой причины, даже повода оставаться в Лондоне, если не считать Ал и Дейзи. Я уверена, им тоже захочется жить в твоей общине, едва они туда попадут. «Эканта-ятра» кажется мне той самой семьей, которую я искала все эти годы. Да-да, именно о такой жизни мы все мечтали…

Подбираю с пола очередной лист, потом следующий, затем еще и еще. Куча писем от Линны, разные даты; в одном, к примеру, рассказ о ее жизни, мечтаниях и амбициях. В другом речь идет про мать-алкоголичку и так далее… Выходит, она писала ему на протяжении целого полугода, по меньшей мере по три электронных письма в неделю. Ответов, правда, нет. Должно быть, Айзек каждую неделю, а может, и пару раз в месяц спускался в Покхару, заходил в какое-нибудь интернет-кафе и скопом распечатывал новые сообщения. Еще с полдесятка листков я вижу в другом конце кабинета; они лежат среди разбросанных книг и журналов неподалеку от окна. Но добраться до них означает перешагнуть через распахнутый люк… Я бросаю взгляд в коридор – там темным-темно, даже свеча не помогает, – и отчаянно прыгаю вперед. Сгребаю распечатки, по два-три листа за раз, и вдруг слышу раскатистый кашель, слишком отчетливый, чтобы доноситься издалека. Айзек! Швыряю бумаги, чтобы они вновь разлетелись по полу, а сама прячусь за оконными гардинами, вжимаясь спиной в подоконник. Все ближе и ближе звучит шлеп-шлеп-шлеп по деревянным половицам коридора, доносясь до меня эхом.

Только бы не Айзек. Господи боже, только бы не Айзек!

– Это что за твою мать?!..

Голос мужской. Сам он стоит в дверях кабинета, загораживая выход. Но это не Айзек. Это Йоханн.

* * *