Сестры Марч

– Спасибо, но я не сто́ю такого комплимента. Просто за границей я видел, что в то время, пока я бездельничаю, множество талантливых молодых людей перебиваются с хлеба на воду ради осуществления своей мечты. Таким людям, без друзей, без денег, но даровитым и целеустремленным, поверь, хочется хоть немного посодействовать. Оказать им помощь – очень благородное дело. Потому что если при этом удастся сберечь и поддержать талант, то это будет дар обществу, а если окажется, что большого таланта все же нет, – что ж, это будет помощь молодой чистой душе.

– Да, я сама была среди таких бедняков, пока ты меня, золушку, не сделал сказочной принцессой. И мне тоже, когда вижу девушек, которые сами пробивают себе дорогу, всегда хочется им чем-то помочь.

– Конечно, ты им поможешь, мой ангел! – Лори стал говорить о возможности стипендий для бедных женщин с художественными талантами. – А еще я думаю, что лучше тратить свои доходы при жизни и видеть, какие они приносят плоды, чем копить деньги и оставлять кому-то в наследство. Будем жить хорошо и делиться с другими. Согласна ли ты взять корзину и пойти по свету, моя маленькая Тавифа?

– Согласна, если ты станешь Святым Мартином, готовым отдать бедняку свой плащ!

– Так по рукам – и к победе!

Они пожали друг другу руки и довольные собой продолжили обсуждать прекрасные планы, твердо веря, что в их доме станет еще уютнее, когда они благоустроят другие дома; и что они увереннее пойдут по своему усыпанному розами пути, если помогут сгладить ухабы на чужих дорогах. Им было радостно оттого, что их любовь не забывает об участи тех, кто обделен счастьем.

Глава XXII Дейзи и Деми

Я не исполню до конца своих обязанностей скромного историографа семьи Марч, если не посвящу хотя бы одну главу самым дорогим и самым важным ее членам. Мы подошли к тому времени, когда Дейзи и Деми стали уже способны отвечать за свои поступки, ибо в наш стремительный век трех– или четырехлетние дети уже умеют предъявлять миру взрослых свои права и при этом способны многого добиться, что, надо признать, далеко не всегда получается у самих взрослых. Дейзи и Деми Брук были, наверно, самыми избалованными на свете близнецами. Хотя, надо сказать, они были детьми во многом просто удивительными.

В восемь месяцев они уверенно ходили, в год бойко болтали, а в два держались за столом до того самостоятельно, что это очаровывало всех и каждого. В три года Дейзи попросила, чтобы мама дала ей «иголотьку», и, положив вкривь и вкось четыре стежка, объявила, что у нее вышел мешочек. В четыре – она запросто являлась хозяйничать на кухню и настолько умело зажигала маленькую плитку, что вызывало необыкновенное умиление Ханны.

Ее брат тем временем под руководством дедушки изучал алфавит. Буквы изображались при помощи рук и ног, и такой способ обучения обеспечивал одновременно тренировку ума и тела. К восторгу папы и огорчению мамы Деми рано заинтересовался техникой, и действие любого механизма, попавшего ему на глаза, он тоже пытался объяснить не словами, а руками. В детской постоянно царил ужасающий беспорядок. Веревки и табуретки изображали «свейную масинку», колеса всевозможных агрегатов, увиденных где-то или рожденных воображением, должны были вращаться беспрерывно, а однажды, соорудив подобие кронштейна, Деми попытался в корзине поднять с полу на кровать свою сестренку. Слава богу, что все закончилось лишь синяками и ссадинами, девочку долго успокаивали, а Деми не менее долго слезно умолял не разрушать его «леливатор».

Характеры у близнецов были совсем разные, но это не мешало им хорошо ладить друг с другом – во всяком случае ссорились они не чаще трех раз на дню. Конечно, Деми порой нещадно тиранил сестру, но зато защищал ее от других тиранов, так что Дейзи добровольно отдалась ему в рабство и видела в нем лучшего мальчика на всем белом свете.

Розовощекая, пухленькая, улыбчивая Дейзи могла покорить любое сердце. Она словно была создана для того, чтобы ее постоянно целовали, миловали, наряжали, а по торжественным дням и вовсе выставляли напоказ, точно какую-нибудь маленькую богиню. Она была так мила и хороша, что можно было подумать, будто это не девочка, а ангел, если бы не вполне человеческие проказы. В окружающей жизни Дейзи видела только хорошее. Не важно, светило ли солнце или шел проливной дождь, – она все равно кричала со своего устроенного на подоконнике сиденья: «Холосий день!» Ее певучий голосок заставлял заглядывать в детскую даже закоренелых холостяков, а те, кто был хоть немного чадолюбив, просто не чаяли в Дейзи души.

– Я люблю всех-всех! – воскликнула она однажды, раскрывая объятия с ложкой в правой руке и кружкой в левой, словно желая и обнять, и напитать весь белый свет.