Сестры? No way!

Я потянулась к верхней полке и достала ему «Кит-кат», думая порадовать его. Но он не заулыбался, как многие дети при виде шоколадки, а его большие глаза еще больше округлились. Потом он все же заинтересовался и, раскрыв обертку, засунул в рот сразу обе дольки. Было забавно наблюдать, с каким серьезным видом он поглощает шоколад, размазывая его по лицу. Крошки вафельной начинки сыпались на стол и на пол, застревали между его толстенькими пальчиками.

Тем временем мама с отцом оживленно о чем-то шептались. Я очень старалась не слушать, когда поняла, что родители не желают нас ни во что посвящать. От отца пахло алкоголем. Я не думаю, что он был так уж пьян, иначе он просто бы не смог сесть за руль, тем более с ребенком. Но я поняла, что мама не отправит его домой в таком состоянии.

Я хотела было приготовить чай, но боялась, что Гэвин свалится со стола, если я оставлю его, а куда его, кроме пола, можно посадить, не знала. Тогда я начала напевать ему детские песенки, и совсем не для того, чтобы развлечь, а чтобы создать хоть какой-то шум и не слышать разговора старших. Почему-то я боялась услышать то, о чем они говорили.

Гэвину понравились мои песенки. Он даже заулыбался, когда услышал знакомые ритмы. С «Кит-кат» он покончил и принялся хлопать в ладоши и петь вместе со мной. Потом он поднял вверх ручки и потянулся ко мне, я подняла его и стала кружиться с ним по кухне. Мама с отцом все еще продолжали говорить. Я открыла дверь и, все так же пританцовывая, вышла в холл. Здесь пахло ковром, днем этого почему-то не чувствуется. Гэвин уронил голову мне на плечо, весь обмяк и сделался тяжелее.

Продолжая его укачивать, я теперь уже перешла в гостиную. Здесь тоже пахло ковром. Наверное, ночью во всех комнатах, где есть ковры, стоит одинаковый запах. Уложив Гэвина на диван, я взяла старый клетчатый плед, которым мы обычно накрываем диван, чтобы спрятать пятна и протертые места, и аккуратно накрыла спящего братишку. Его ротик приоткрылся, стали видны все крохотные молочные зубы. Он заворочался, и его шелковые каштановые волосы упали на лоб. Он дышал совсем беззвучно, и я даже прислонила ухо к его носику, чтобы услышать дыхание. Я еще постояла немного возле него, а потом тихо вышла из гостиной.

Из-под кухонной двери пробивался свет, были слышны голоса, которые то становились громче, то опять стихали. Вернувшись в свою кровать, я глядела в потолок широко раскрытыми глазами, нош у меня были совсем ледяные. Я знала, что не смогу заснуть несколько часов, но неожиданно наступило утро, и мама позвала меня завтракать. Я сбежала вниз по ступенькам, в полной уверенности, что Гэвин упал с дивана и, хныча, лежит на полу в гостиной, но его там не оказалось, только смятый плед, сдвинутый в конец дивана.

Мама выглядела сонной, как будто она вообще не ложилась. Одному Богу известно, как она смогла избавиться от навязчивых разговоров отца. Она не могла отправить его домой пьяным. Должно быть, ей самой пришлось отвезти его. — Не спрашивай меня ни о чем, дорогая. — сказала она, когда я села за стол. — И ради бога, ни слова Алве обо всем этом.

Как будто я собиралась что-то болтать! Выглянув в окно, я увидела мамину машину, хотя я могу поклясться, что вчера вечером она стояла в гараже.

Вторник, 22 июля

Этим утром я не услышала маминой возни на кухне. Обычно к половине восьмого она уже поет там. Меня она будит около восьми, но обычно я сама просыпаюсь к этому времени, прислушиваясь, как она суетится, перемещаясь небольшими шажками по мраморному кухонному полу, как открывается и закрывается дверца холодильника и как мама поет своим приятным голосом, накрывая на стол. Обожаю это время суток, когда просто лежишь в теплой постельке, зная, что у тебя есть еще несколько минут, чтобы понаслаждаться красивым маминым пением.

Сегодня утром ничего этого не происходило. Я проснулась около четверти девятого и выпрыгнула из кровати. В доме стояла тишина. Алва никогда не встанет, пока не придешь в ее комнату. К половине девятого я умылась и оделась, но в доме по-прежнему не раздалось ни звука, и только слышно было, как вода стекает с крыши и ударяется о металлический цилиндр, лежащий на земле. Я решила проверить, что делает мама, потому что в какой-то момент у меня возникло подозрение, не ускользнула ли она куда-нибудь посреди ночи. Нелепая мысль, но она явилась сама собой. А может быть, это не такая уж глупость, уехала же она вместе с отцом прошлой ночью.

В ее комнате было темно, так как на окнах висят толстые занавески, и поэтому, когда они занавешены, там нет света даже летом. Но я услышала ее дыхание и поняла, что она в комнате, поняла и то, что она уже проснулась, но лежит молча, притворяясь спящей.

— Мам, у тебя все в порядке? — спросила я, вглядываясь в сумрак комнаты.

Она застонала.

— Мам! — закричала я в панике. — Что с тобой?

— Ничего, — пробормотала она. — наверное, что-нибудь съела не то.

— Может, принести чаю? — спросила я.

— «Эрл Грэй», — ответила она. — Только черный и завари слабо. И принеси ведро или что-нибудь еще.