Сестры печали

– Сударушка, милая, извините моего неучтивого возницу! Слаб болезный воспитанием, обделен хорошими манерами, искусству общения с прекрасным полом не обучен.

«Милая сударушка» меняет гнев на милость и смеется с нескрываемым довольством:

– Ох, соловей заливается! Хитер плут, а мы, бабы, и рады уши развесить… Что привело вас сюда, красны молодцы на идолище поганом?

Окончание фразы предназначается отнюдь не Зверю – толстуха так выразительно смотрит на меня, что сомнений в адресате быть не может. Ну, щука старая!

Маркиз манерно кланяется:

– Сами мы не местные, от стольного града Свердловска путь держим, – и нараспев произносит: – Идем, так сказать, дорогой трудной, дорогой непрямой…

– Ну и балаболка, бабоньки, держите меня! – старуха истово бьет себя по жирным бедрам и заходится в хохоте. – Страшила, Тотошка и еще какой-то мудак неопознанный навестили нашу скромную обитель с официальным визитом!

Зулук незаметно сжимает мне предплечье, что в переводе с шизофренического означает примерно следующее: «Проглоти “мудака” молча, веди себя тихо!»

Отвечаю аккуратным стелс-пинком: «Не учи ученого, сам глотай своего “Страшилу”».

– Веселые вы мальчишки, грех таких в дом не пустить, – угомонившаяся наконец толстуха совершает первый со времени нашей встречи адекватный поступок. Если еще накормит (желательно не дерьмом) и напоит (то же самое пожелание), то прощу ей «мудака».

– А ты, дылда, не будь букой, – пропускаю тычок клюкой (черт, я ее вообще не видел!) в солнечное сплетение и сгибаюсь от боли пополам. Мразь многолетняяяяяя!

Мерзкая тварь, не дожидаясь, пока я приду в себя, легкомысленно разворачивается спиной и прогулочным шагом движется к забегаловке:

– Мальчишки, за мной.

Ладонь маркиза вновь на моем предплечье, громкий шепот в самое ухо:

– Солдатик, не дури! Не зли бабушку, помни о задании Вита: посетить все встречные узлы силы. Так что терпи!

Бить женщин нехорошо, а бить их со спины – вообще ужас-ужас. Но увесистым булыжником в затылок я бы засветил кое-кому с удовольствием. Грымза болотная!

Зулук не отстает от меня ни на шаг, бдит за моим моральным обликом… Грымзин прихвостень.

Забегаловка с памятных давних пор ничуть не изменилась. Огромные окна-витрины на всю стену – от земли до крыши, ядовито-веселенькая раскраска фасада… Даже двадцать лет и ужасно подурневший климат не нанесли совершенно не приспособленному для постъядера зданию заметного урона. Странно, конечно, но ведь мы, черт возьми, в аномалии, должно же хоть что-то быть ненормальным. Помимо хозяйки, конечно, у этой чердак конкретно съехал…

– Милости прошу, – старуха настежь распахивает хлипкую дверь и жестом приглашает внутрь. – Чувствуйте себя, как… Просто чувствуйте себя.

Противный смешок из глубины темного помещения. Еще одна сумасшедшая карга? Судя по скрипучему голосу – еще более сумасшедшая и уж точно не менее карга. Прекрасное общество, милый приют.

– Кло, кого ты к нам привела? – а вот этот вопрос уже задан кем-то молодым (вернее, молодой), но таким же невидимым в полутьме забегаловки.

– Атя, подними свою юную жопу да сама погляди, – ворчит ведущая нас старуха, хотя при этом не выглядит ни злой, ни раздраженной.

– Мужчинки, – в круге света появляется древнее, испещренное бесчисленным количеством мелких морщинок лицо. В первое мгновение оно кажется мне неживым, восковая маска, возникшая из пустоты. Пугающее впечатление, если честно. К счастью, вслед за лицом появляется (материализуется?) и его хозяйка – безумно старое существо, чей возраст я не в силах оценить, она старше всех, кого мне приходилось когда-либо видеть. Сильно старше… Свеча в руках Кло то вспыхивает, то внезапно меркнет без особых причин, тени извиваются в диковатом, одним им подвластном танце. Я не мигая смотрю на очень старую женщину, ее глаза, затянутые бельмами, безошибочно находят меня и вонзаются, проникая внутрь черепной коробки, в мое сознание… Пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Ей невозможно сопротивляться.

– Лахе, прекрати смущать наших гостей, – толстуха (я больше не считаю ее старой) неожиданно вступается за нас. Ставит свечку на пыльный стол у окна – древняя Лахе растворяется в немедленно вернувшейся темноте – ярко-алый тревожный огонек успокаивается и мигает ровным синим светом. – Садитесь, мальчики.

Нащупываю рукой деревянную скамью – в завораживающем сиянии свечи окружающее пространство плывет, вещи теряют очертания. Зыбкий намек на реальность посреди беспросветного ничего… Плавно опускаюсь на скамью, каждый миг ожидая, что она вот-вот растает и я провалюсь в местный аналог тартараров.

Рядом со мной садится Зулук, но я почти не вижу его, узнаю скорее по громкому сопению, он всегда тяжело дышит, когда напуган. Откуда взялось это «всегда», ведь мы знакомы всего сутки? Неважно. Привыкаю к дурачку, куда деваться…

С другой стороны стола занимает место юная Атя, ее лицо на миг застывает напротив моего, она очень близко, ощущаю своей кожей невесомое дыхание. Какая приятная прохлада… Только почему меня бьет озноб?