Сестры по благоразумию

Я жила ради наших репетиций и выступлений. Мы садились в микроавтобус Джеда и ехали в мексиканский общепит, чтобы подкрепиться бурито перед концертом. Чаще всего мы выступали на частных вечеринках, в кафе и иногда в клубах или барах для публики старше двадцати одного года. Во время концертов мне было приятно видеть, что людям нравится наша музыка. У меня появлялось чувство эйфории, похожее на то, когда я играла с группой впервые, только во много раз сильнее. После выступления мы собирали инструменты и заезжали в ресторан сети «Деннис», чтобы «оторваться» на только что испеченных блинах и свежесваренном кофе. С группой я чувствовала себя словно в кругу семьи.

В тот день, когда мачеху увезли в роддом, у меня было страшное предчувствие: как только она родит, в сердце отца больше не останется для меня места. В тот день я не могла усидеть дома и, конечно, не собиралась ехать в роддом, поэтому села на велосипед и укатила куда глаза глядят. Только оказавшись рядом с домом Джеда, я поняла, куда направлялась. Это был редкий мартовский день, когда в Орегоне тепло и небо над головой ярко-синее. Джед сидел на крыльце дома и настраивал акустическую гитару. Я не хотела, чтобы он меня заметил, развернулась и собиралась отправляться назад, как услышала его голос: «Ты что, даже не заглянешь? Раз уж приехала, то заходи, поболтаем».

Я прислонила велосипед к крыльцу и поднялась по ступенькам. Видимо, все мои проблемы и переживания были буквально написаны на моем лице. Джед увидел, в каком я состоянии, и обнял меня. Я заплакала так сильно, что рукав его майки весь промок. Он не стал задавать никаких вопросов, а дал выплакаться и гладил меня по волосам, приговаривая: «Все будет хорошо, все будет хорошо». Потом он вынес на крыльцо две чашки кофе и полотенце, чтобы я могла вытереть лицо.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Мачеха рожает.

Джед кивнул.

– Именно так я и подумал.

– Так что мое положение явно не улучшится. Не знаю, как дальше жить.

Я никогда не рассказывала членам группы о судьбе своей матери, но мне казалось, что все понимали: с ней что-то произошло. Об этом можно было догадаться, читая между строк песен, которые я написала.

– Ты все выдержишь, – тихо сказал он.

– У меня в этом нет никакой уверенности. Ты обратил внимание на то, в каком состоянии я в последнее время нахожусь?

Он нахмурился.

– Я понимаю, тебе несладко. Но знаю, ты сильная.

– Ну да. Просто герой из комиксов про Железного человека. Или, скорее, про Девушку-Плаксу.

Джед свел брови.

– Перестань. Я знаю, ты сильная. Ты гораздо сильнее, чем думаешь.

Потом мы долго говорили и слушали музыку. Он ставил любимые хиты из своей музыкальной коллекции, а я – U2 и Боба Марли, под которые в детстве танцевала с матерью. Он проигрывал песни Фрэнка Синатры, Джоан Арматрейдинг и другие вещи, которые я никогда не слышала. Потом он рассказал о том, что летом в Массачусетсе появляются светлячки.

– Никогда в жизни не видела светлячков, – призналась я.

– Правда?

– Ну да. В Орегоне они не водятся. У нас тут только слизняки.

– Я уже заметил. Сейчас, секунду, – сказал он и вышел в гостиную, принес очередную пластинку и поставил ее на вертушку. – Это American Music Club, вполне возможно, самая меланхоличная группа в мире. Я думаю, тебе понравится их творчество.

Он выбрал песню под названием «Светлячок». Вот так она начиналась: «Давай, красавица, сядем на лужайке перед домом и будем смотреть, как летают светлячки на закате. Они живут недолго, совсем недолго. Мы будем смеяться и смотреть на закат». У исполнителя был удивительно грустный голос. Мне казалось, певец прекрасно знает, как я себя чувствую. И по тому, что Джед поставил, он показал мне, как сильно меня понимает.

Потом Джед пропел припев: «Ты такая красивая, я не видел никого тебя красивей, ты такая красивая, ну, куда же ты делась?» Он пел и смотрел на меня, и, честное слово, я ощущала, будто между нами что-то есть – появилась какая-то связь. Казалось, нас двоих «прокачивает» поток мощной энергии. Дыхание перехватило. Песня закончилась, и Джед с улыбкой посмотрел на меня. Я очень хотела его поцеловать и придвинулась чуть ближе, но он сам нежно поцеловал меня в лоб и прошептал: «Тебе, наверное, пора домой. Уже поздно».

Я мечтала остаться с ним, обнять и прислониться лицом к его груди. Я хотела растаять в объятиях. Но он меня не обнимал, и поэтому мне не хотелось испортить самый романтичный момент моей жизни.

И я ушла. А на следующий день привезли Билли, и я стала совершенно лишней. Отец и мачеха занимались младенцем, который только ел, плакал и какал.

На репетиции Джед, как обычно, вел себя как джентльмен, не подавал виду, будто произошло нечто странное во время нашей прошлой встречи. Я вновь почувствовала себя его младшей сестрой. По крайней мере, так мне казалось до письма, полученного от отца.