Сестры Шанель

– А если к бабушке с дедушкой? – спросила сестра Иммакулата, и я поняла – они пытаются решить, что со мной делать. Мне исполнилось девятнадцать. Время пришло. – Они старые коробейники. Она может торговать с ними на рынке.

Мать-настоятельница громко вздохнула.

– Сестра! Вспомните, что случилось с Джулией-Бертой. – Она снова покачала головой, затем взяла со стола письмо и повертела его в руках, словно размышляя над его содержанием.

Я подалась вперед. Похоже, почерк на конверте принадлежал Эдриенн, но адресовано оно было матери-настоятельнице, а не мне.

– Работа в Виши, – аббатиса нахмурилась, – шляпный магазин…

У меня перехватило дыхание. Для меня нашлось место в шляпном магазине!

Если только канониссы позволят мне занять его.

– Мы не можем допустить, чтобы она запятнала доброе имя нашего учреждения, как это сделали ее сестры, – твердила мать-настоятельница. – Особенно в таком городе, как Виши, на глазах у всего beau monde[27], семей наших платных воспитанниц, тех, кто поддерживает пансион. У нас есть репутация, которую нужно хранить, у нас есть…

– Но, матушка! – перебила я, отчаянно стараясь не упустить представившуюся возможность. – Я никогда не запятнаю имя пансиона и не сделаю ничего, что могло бы повредить его репутации. И я хорошо разбираюсь в математике…

– Следите за языком, мадемуазель! – воскликнула мать-настоятельница, широко раскрыв глаза от негодования.

В этот момент сестра Эрментруда внезапно встала, ее слуховая трубка с грохотом упала на пол, напугав всех. Я приготовилась к новой порции критики. Но вместо этого она нацелила палец на мать-настоятельницу.

– Итак, она не может работать в Доме Грампейра. Ты не хочешь, чтобы она поехала к бабушке с дедушкой. Что в таком случае ты собираешься делать с этой девушкой? Запереть ее в чулане навечно, чтобы не позорить пансион? Смешно! У нее добрый нрав. Она разбирается в математике. В чем проблема, Генриетта?

Я никогда не слышала, чтобы кто-нибудь обращался к аббатисе по имени. До нас доходили слухи, что раньше матерью-настоятельницей была сестра Эрментруда и все канониссы находились под ее присмотром. Но она была так стара, постоянно дремала, плохо слышала, поэтому никто не верил.

Похоже, это все-таки была правда.

– У Антуанетты не такая сила воли, как у Габриэль, – продолжала сестра Эрментруда. – Но если она будет много работать, то сможет найти свое место в жизни. Возможно, ей даже удастся выйти замуж за молодого клерка. А теперь отпусти девушку, Генриетта. Время пришло.

Она говорила так громко, что слова, казалось, отражались от стен.

Отпусти девушку, Генриетта.

Сестра Эрментруда вышла, и на этом все закончилось.

Работница Виши 1906–1910

ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ

В день моего прибытия в Виши Эдриенн уезжала к Мод, но я не расстроилась. Мы обнимались, плакали и смеялись, потому что скоро она будет помолвлена. Скоро она найдет своего gentilhomme и ее мечты сбудутся.

Я заняла ее место в унылой комнате, которую она делила с Габриэль, и в шляпном магазине на Рю-де-Ним, где мыла полы и вытирала пыль с вешалок. Сквозь витрины я наблюдала, как мимо прогуливаются elégants и gentilhommes из других стран, приехавшие на воды. Мир, о котором я всегда мечтала, открывался прямо передо мной, и мне не терпелось окунуться в него. Но в данный момент я была поглощена заботой о Габриэль.

Увидев ее впервые после долгой разлуки, я встревожилась, однако постаралась скрыть свои чувства. Моя сестра была бледна и очень похудела. Но в ней ощущалась все та же неудержимая энергия, она постоянно постукивала ногой в такт припеву, звучавшему у нее в голове. Каждый день она надевала свой длинный фартук и отправлялась на работу, где подавала стаканы с водой, а во время перерывов пыталась попасть на прослушивание. По ночам она засиживалась допоздна, пришивая блестки к взятым напрокат платьям gommeuse. Между бровями у нее пролегала глубокая складка. Я хотела попросить ее показать мне новые песни и движения, которые она, должно быть, выучила, но не осмелилась. Однажды я начала напевать «Фиакр», надеясь, что она присоединится. Вместо этого Габриэль резко приказала мне замолчать.

Она получит место, убеждала я себя, и все будет хорошо. Такие вещи требуют времени. Немало знаменитых певиц появились из ничего и из ниоткуда. Мистингетт[28]. Иветта Гильбер[29]. Если у них получилось, то и Габриэль сможет.

Но в конце сентября, всего через несколько недель после приезда, вернувшись домой с работы, я застала ее сидящей в ночной рубашке. Густые черные волосы были распущенны и спутаны, словно она только что вышла из леса. На фоне беспорядочного вороха ярких платьев, брошенных на кровать, ее глаза казались тусклыми и пустыми. По всему полу валялись блестки.

– Все кончено, – тихо проговорила она.

– Что ты имеешь в виду?

Было заметно, что она плакала: бледное, почти прозрачное лицо, покрасневшие от слез глаза.