Сестры-соперницы

— Все это чепуха, Берсаба, — заявила она. — Не представляю, где ты могла такое услышать.

— Но ведь это правда?

— Кое-кто называл ее ведьмой, — ответила Сенара. — Это было, когда она жила в замке. Позже, когда появилась я, не было слышно таких разговоров.

— Люди вечно что-нибудь выдумывают, — сказала мать. — Я рада тому, что нынче мало говорят об этом. Я считаю, что такие разговоры… опасны.

Я обратила внимание на то, что слуги, суетившиеся возле стола, внимательно прислушиваются к беседе. Потом они перескажут все, что удалось подслушать здесь. Они припомнят колдунью, которая жила в замке Пейлинг, а потом исчезла. А то, что нынче эта женщина проживает в Испании, уж никак не снимет с нее подозрения в принадлежности к ведьмам.

Я наблюдала за Карлоттой. Как она была красива! Анжелет рядом с ней выглядела просто жалко, а значит, так же выглядела и я. Я заметила, что сэр Джервис уделяет Карлотте много внимания, так же, как и она ему, и это выглядело так, будто она вновь вытягивает свои щупальца для того, чтобы заполучить в свои сети и его, как она уже заполучила Бастиана. Все чаще сэр Джервис адресовал свои слова именно ей.

После ужина отец вышел вместе с сэром Джервисом. Они хотели продолжить обсуждение дел, связанных, по словам матери, с предполагаемой постройкой фабрики на Хугли. Мать сказала, что они озабочены разгорающимся конфликтом между государем и народом. Тот факт, что король Карл правит страной единолично, поражал мать. Сэр Джервис сказал, что это больше не может так продолжаться. Наступит кризис, и один Господь знает, что тогда произойдет.

Я спросила у матушки:

— Ты думаешь, мы почувствуем это и здесь?

— Дитя мое, от этого никуда не уйдешь. «Корабельные деньги» очень беспокоят народ в Плимуте, а эта убежденность короля в том, что он правит от имени Бога и потому действия его безупречны, отнюдь не делает его популярным.

— И что, по мнению отца, произойдет дальше?

— Рано или поздно должно быть достигнуто взаимопонимание. Королю придется изменить образ жизни. Он грубо обращается с пуританами и делает это, по слухам, под влиянием своей жены-католички. Мне не нравится как нынче идут дела, но будем надеяться, что со временем все уладится. Кстати, Берсаба, я хотела бы поговорить с тобой. Ты кое-что сказала за ужином… относительно ведьм.

— О да, мама.

— Я не хочу, чтобы велись разговоры на эту тему. Кажется, разговор начала именно ты.

— Вот как? — ответила я равнодушно.

— Я уверена в этом, дорогая. Мне очень не нравятся эти разговоры. Я никак не могу забыть тот день, когда они пришли за моей мачехой.

— И что тогда произошло, матушка? Это было очень страшно?

— Да. Я не хочу даже говорить об этом. Мне это потом еще долго снилось… до тех пор, пока я не вышла замуж за твоего отца. Когда я вспоминаю эту толпу — горящие факелы, крики и жестокие, грубые, злорадные, непристойные физиономии людей у стен замка… Не хотела бы я снова это увидеть!

— Ты думаешь, народ вновь может заинтересоваться ведьмами?

— Лучше не говори об этом. Сенара не разговаривала с, тобой на эту тему?

— Нет.

— Я помню, в молодости Сенара постоянно болтала о ведьмах, напоминая людям о том, что и ее мать обвиняли в колдовстве. Она просто не понимала, что тогда говорить об этом опасно. Как, впрочем, и сейчас.

— Мы не слышали таких разговоров, мама.

— Об этом иногда шепчутся слуги… страх перед ведьмами. Простые люди все еще верят, и я не хочу, чтобы народ начал болтать о колдовстве только потому, что опять приехала Сенара. Так что, Берсаба, прошу тебя… если кто-то поднимет эту тему — оборви его. Я не хочу, чтобы все повторилось вновь.

— Конечно, мама, — согласилась я.

— Понимаешь, милая, когда невежественные люди собираются в толпу, то… Ты понимаешь, что я имею в виду?

— Да, конечно. Они могут явиться сюда, в Тристан Прайори, как явились когда-то в замок Пейлинг. Они по-прежнему вешают и сжигают ведьм; они по-прежнему связывают им руки и ноги, а потом бросают в море, в реку или просто в пруд, если он достаточно глубок для того, чтобы в нем мог утонуть человек.

— Давай не думать об этом. И не говорить. Если ты услышишь, что об этом болтает кто-то из слуг, обрывай их. Они могут начать говорить об этом, потому что помнят бабушку Карлотты. А я этого не хочу, Берсаба.

— Я буду помнить об этом, мама, — неопределенно пообещала я, размышляя о том, заметила ли она, как я взволнована.

Поднимаясь к себе, я встретила на лестнице одну из служанок. В руке она держала платок.

— Его уронила леди Карлотта, — сказала она.

— Так почему ты не отнесешь его к ней в комнату? — спросила я.

Девушка явно смутилась.

— Мне страшно, госпожа Берсаба.

— Почему?

Девушка опустила глаза.

— Ну, чего ты боишься? — настаивала я. Она не могла ответить на этот вопрос. Я забрала у нее платок.

— Тебе не по себе от того, что она ведьма и может тебя сглазить? спросила я.

— Ох, я боялась в этом признаться, госпожа Берсаба.

Я с удовлетворением подумала о том, как быстро распространяются слухи, а вслух сказала: