Сестры Тишины. Тихоня

После того, как Змей получил письмо, связанные отщепенцы притихли, помрачнели и больше не бросали на переметнувшегося к захватчику товарища презрительных взглядов. А сам Лист, чувствовавший одновременно и облегчение, и странную вину перед бывшими товарищами, и боязнь предстоящих объяснений с дознавателями, и даже гордость за собственную решимость, позволившую сбросить ненавистную клятву, с усердием принялся за хозяйственные дела. Помог женщинам переложить раненого на застеленную одеялом лежанку, подбросил дров в костер, повесил котел, достал из мешка припасы.

Душу волновавшегося Змея раздирали смутные сомнения в правильности поступка и робкие надежды на надежность собственной интуиции, и он тоже не мог усидеть на месте. Сходил за своим мешком с продуктами, отдал его Парне, помогавшей Листу накрывать ужин, и принялся подбрасывать ветки в костер, постоянно оглядываясь в сторону дороги и прислушиваясь. Тревожились и окружающие его люди. Никто не знал, какие перемены ждут их впереди, но все постепенно заразились лихорадочным нетерпением, горевшим в серых глазах неизвестно откуда взявшегося мужчины, так резко изменившего казавшееся незыблемым будущее.

Стук подков по выложенному камнем тракту они расслышали издали, когда закат давно погас и сумерки начали густеть с каждой минутой. Змей, очень сомневавшийся, что карета, в которой, как ему написали, едут люди Олтерна, сможет проехать к костру по бездорожью, вскочил с места, схватил горящую ветвь и бросился на край поляны. Он махал до тех пор, пока не понял, что больше не слышит знакомого цокота, но, когда, разочарованно опустив ветку, принялся сбивать с нее огонь, копыта зазвенели вновь. Теперь они приближались неумолимо, и у Змея отлегло от сердца, зря он волновался, прибыли вовсе не новички. Без его подсказки догадались выпрячь коней и преодолеть двести шагов верхом.

Но когда лошади вылетели в освещенный костром круг, граф некоторое время стоял в недоумении, с сомнением рассматривая прибывшую подмогу. Самым надежным ему показался крепкий мужчина средних лет, но он сразу же принялся собирать лошадей в связку, явно намереваясь увести к оставшейся у дороги карете. Змею стало понятно, что это всего лишь один из возниц и, значит, главным в этой группе быть не может. Вторым приехавшим был совсем молодой веснушчатый парнишка в длинной куртке и темной косынке, повязанной низко на лоб по матросской моде.

Ну а последний посланец вообще вызвал у Змея нервную ухмылку. Седая худощавая женщина с добродушным лицом и в скромном темном одеянии, спустившаяся с помощью спутников с лошади, казалась кухаркой или няней, и непонятно было, чем она поможет Змею. А незнакомка внимательно посмотрела на графа и, не говоря ни слова, направилась к раненому. А вот парнишка, едва окинув всех быстрым взглядом, вытащил из привезенного с собой саквояжа большую пирамидку и, поставив ее прямо на песок, кивнул Листу.

– Иди сюда и веди своих дружков. Держи их покрепче и ломай вот эту капсулу. Там вас встретят. Справишься?

– Конечно, – чувствуя, как тревожно забилось сердце, серьезно кивнул тот и направился к бывшим товарищам.

Поднял на ноги, подвел к пирамидке и, продев одну руку сквозь связанные запястья, второй решительно стиснул большую капсулу. Блеснул огонек портала, и трое бывших дозорных отправились навстречу новой жизни.

– Я обещал ему защиту, – подозрительно присматриваясь к парню, вызывавшему у него неясные сомнения, напомнил граф на всякий случай.

– Мы передали это, – кротко кивнула Лэни и, словно не замечая, каким испытующим взглядом сверлит ее муж, оглянулась на Тмирну: – Что с ним?

– Придется полежать несколько дней, но думаю, все будет хорошо, – поднимаясь на ноги, уверенно сообщила та и строго посмотрела на графа. – Дагорд, бери его, вы пойдете вперед, а мы за вами.

Змей послушно кивнул, ясно понимая, спорить сейчас уже поздно, а задавать вопросы рано, и подхватил селянина на руки. Парнишка, все сильнее напоминавший Змею одну настырную особу, ухватил Дагорда за руку, пробормотал: «Меня зовут Эсталис» – и решительно сломал капсулу.