Горничная, не спросив имени гостя, пошла докладывать. Иван Ильич коснулся пальцами пухового платка и вдруг почувствовал, что связи нет между этой чистой прелестной жизнью и им, вылезшим из кровавой каши. «Барышня, вас спрашивают», – услышал он в глубине дома голос горничной. Иван Ильич закрыл глаза, – сейчас раздастся гром небесный, – и, затрепетав с ног до головы, услышал голос быстрый и ясный:
– Спрашивают меня? Кто?
По комнатам зазвучали шаги. Они летели из бездны двух лет ожидания. В дверях прихожей из света окон появилась Даша. Легкие волосы ее золотились. Она казалась выше ростом и тоньше. На ней была вязаная кофточка и синяя юбка.
– Вы ко мне?
Даша запнулась, ее лицо задрожало, брови взлетели, рот приоткрылся, но сейчас же тень мгновенного испуга сошла с лица, и глаза засветились изумлением и радостью.
– Это вы? – чуть слышно проговорила она, закинув локоть, стремительно обхватила шею Ивана Ильича и нежно-дрожащими губами поцеловала его. Потом отстранилась. – Иван Ильич, идите сюда. – И Даша побежала в гостиную, села в кресло и, пригнувшись к коленям, закрыла лицо руками. – Ну, глупо, глупо, конечно… – прошептала она, изо всей силы вытирая глаза. Иван Ильич стоял перед ней. Вдруг Даша, схватившись за ручки кресел, подняла голову: – Иван Ильич, вы бежали?
– Убежал.
– Господи, ну?
– Ну, вот и… прямо сюда.
Он сел напротив в кресло, изо всей силы прижимая к себе фуражку.
– Как же это произошло? – с запинкой спросила Даша.
– В общем – обыкновенно.
– Было опасно?
– Да… То есть – не особенно.
Так они сказали друг другу еще какие-то слова. Понемногу обоих начала опутывать застенчивость; Даша опустила глаза:
– Сюда, в Москву, давно приехали?
– Только что с вокзала.
– Я сейчас скажу кофе…
– Нет, не беспокойтесь… Я сейчас в гостиницу.
Тогда Даша чуть слышно спросила:
– Вечером приедете?
Поджав губы, Иван Ильич кивнул. Ему нечем было дышать.
Он поднялся.
– Значит, я поеду. Вечером приеду.
Даша протянула ему руку. Он взял ее нежную и сильную руку, и от этого прикосновения стало горячо, кровь хлынула в лицо. Он стиснул ее пальцы и пошел в прихожую, но в дверях оглянулся. Даша стояла спиной к свету и глядела исподлобья.
– Часов в семь можно прийти, Дарья Дмитриевна?
Она кивнула. Иван Ильич выскочил на крыльцо и сказал лихачу:
– В гостиницу, в хорошую, в самую лучшую!
Сидя, откинувшись, в пролетке, засунув руки в рукава шинели, он широко улыбался. Какие-то голубоватые тени – людей, деревьев, экипажей – летели перед глазами. Студеный, пахнувший русским городом ветерок холодил лицо. Иван Ильич поднес к носу ладонь, еще горевшую от Дашиного прикосновения, и засмеялся: «Колдовство!»
В это время Даша, проводив Ивана Ильича, стояла у окна в гостиной. В голове звенело, никакими силами нельзя было собраться с духом – сообразить, – что же случилось? Она крепко зажмурилась и вдруг ахнула, побежала в спальню к сестре.
Екатерина Дмитриевна сидела у окна, шила и думала. Услышав Дашины шаги, она спросила, не поднимая головы:
– Даша, кто был у тебя?
Катя вгляделась, лицо ее дрогнуло.
– Он… Не понимаешь, что ли… Он… Иван Ильич.
Катя опустила шитье и медленно всплеснула руками.
– Катя, ты пойми, я даже и не рада, мне только страшно, – проговорила Даша глухим голосом.
31
Когда наступили сумерки, Даша начала вздрагивать от каждого шороха, бежала в гостиную и прислушивалась… Несколько раз раскрывала какую-то книжку – все на одной и той же странице: «Маруся любила шоколад, который муж привозил ей от Крафта…» В морозных сумерках, напротив в доме, где жила актриса Чародеева, вспыхнули два окна, – там горничная в чепчике накрывала на стол; появилась худая, как скелет, Чародеева в накинутой на плечи бархатной шубке, села к столу и зевнула, – должно быть, спала на диване; налила себе супу и вдруг задумалась, уставилась стеклянными глазами на вазочку с увядшей розой. «Маруся любила шоколад», – сквозь зубы повторила Даша. Вдруг позвонили. У Даши кровь отлила от сердца. Но это принесли вечернюю газету. «Не придет», – подумала Даша и пошла в столовую, где горела одна лампочка над белой скатертью и тикали часы. Было без пяти семь. Даша села у стола: «Вот так с каждой секундой уходит жизнь…»
В парадной опять позвонили. Задохнувшись, Даша вскочила и выбежала в прихожую… Пришел сторож из лазарета, принес пакет с бумагами. Иван Ильич не придет, конечно, и прав: ждала два года, а дождалась – слова не нашла сказать.
Даша вытащила платочек и стала кусать его с уголка. Чувствовала ведь, знала, что именно так это и случится. Два года любила своего какого-то, выдуманного, а пришел живой человек… и она растерялась.
«Ужасно, ужасно», – думала Даша. Она не заметила, как приотворилась дверь и появилась рябенькая Лиза.
– Барышня, к вам пришли.
Даша глубоко вздохнула, легко, точно не касаясь пола, пошла в столовую. Катя увидела Дашу первая и улыбнулась ей, Иван Ильич вскочил, мигнул и выпрямился.