Сеть

Её друзья не были похожи на себя. Они по-прежнему толпились вокруг неё, но с какими-то чужими, совершенно отрешёнными лицами, словно они были не живыми или находились в каком-то наркотическом трансе. Все были одеты в жуткие потрёпанные балахоны, неуклюже сшитые из грубой мешковины. Почерневшие и покрытые ужасными гноящимися ранами, от которых она почувствовала прилив тошноты. Они ей показались зомби из апокалипсиса, а не обычными людьми. Глядя на эти лица, Маришка испугалась ещё сильнее. Пытаясь прогнать видение прочь, она усиленно начала тереть глаза и попыталась оглядеться вокруг. Место, где она оказалась, заставило её содрогнуться всем телом.

Влажный ветер лениво гонял по безлюдной площади обрывки бумажного мусора. Везде царила такая гнетущая тишина, что она услышала собственное дыхание. Её нарушал лишь шелест сквозняка, гуляющего среди оконных проёмов, которые зияли пустыми глазницами, смотрящих на это запустение из стен давно заброшенных построек.

ЕГО она увидела не сразу. Хрупкую, одинокую фигуру, среди хаоса разрушенного города. Он по-прежнему держал в руках всё туже картонку, но уже с новой надписью. От потрясения глаза девушки заслезились.

«Вт же, блин! Опять этот тип!», – с досадой подумала она, но сейчас он уже не показался ей таким страшным, каким выглядел всего минуту назад. В том – её нормальном мире. Правда, Одет он был в потрёпанную одежду, но всё же это было лучше, чем та одежда, в которую сейчас одеты её друзья. На нём же были старые потёртые джинсы и цветастая, с короткими рукавами рубаха, а не мешковина, как на них. И к тому же – довольно чистая. И стоял он весь такой чистенький, гладко выбритый и кажется, уже не вонял, как воняет сейчас она. Она это вдруг внезапно ощутила и пришла в неописуемый ужас. Но самое страшное было не этом – до Маришки внезапно вдруг дошло, что её сотовый, её верный мем, почему-то замолчал. Это было так необычно и пугающе, что она почувствовала, как в груди зарождается паника. «Пипец», пришла ей в голову оценка всему случившемуся. Она снова размазала слезу по щеке и пригляделась, что он там ещё накарябал на картонке.

«Не бойся, ты меня действительно видишь? Это настоящая реальность», – успела прочитать она, прежде чем всё вернулось на прежнее место.

Вернулось солнце. Вернулись звуки, в которых по большей части звучали перепуганные голоса окружающих её людей и, что самое удивительное, она услышала собственный голос, полный тоски и такого невыразимого страха, словно в ней проснулась раненая дикая кошка.

Маришку с остервенением трясла за плечи Светка. Она старалась привести в её чувство или, как ей на тот момент казалось – вернуть в реальность сошедшую с ума подругу. Несмотря на мешавший ей живот, девушка резко села на кушетке и оттолкнула подругу от себя. Она пыталась разыскать взглядом ЕГО, а когда не нашла, поняла, что всё, что только-что она увидела, возможно ей действительно привиделось.

Прибавив прыти вся процессия с удвоенной скоростью помчалась в сторону приёмного отделения. Свободной рукой Маришка прикрыла глаза. Ей очень хотелось изгнать из памяти своё недавнее видение, но как назло картина упорно не желала исчезать.

Вопреки её желанию, мем ввёл в организм Маришки изрядную дозу успокоительного. Благо, что для этого не требовалось дополнительных действий. Всё что было нужно, её организм вырабатывал сам. К этому его стоило только подтолкнуть.

Палата, куда её притащили, оказалась просторной и светлой. Слишком просторной и слишком светлой, без изысков и без мебели, и даже без медицинских приборов, которые были просто обязательны для всех таких медицинский учреждений. Одну стену палаты занимал прозрачный витраж, из которого на неё с тревогой смотрели лица друзей, а другую – казённая белая кровать. И это было так противно, что Маришка судорожно вздохнула. Друзья ей жалко улыбались, пытались изобразить на лицах оптимизм, но в них она разглядела тоску, словно они с ней навсегда прощались. Маришка скривилась. «Чёрт, ну откуда берутся такие мысли?», подумала она, и резко встряхнула головой, чтобы сбросить всё возрастающее гнетущее предчувствие.

С каждой секундой её веки начинали тяжелеть. Изо всех своих маленьких сил она боролась с подступающей к ней дрёмой. Она боялась, что снова окажется в том страшном и непонятном мире. Боялась, что если закроет глаза, то всё окружающее пространство для неё снова раствориться. Исчезнет вместе с друзьями, со всем что ей дорого и, что так знакомо, и без чего она не сможет жить. Она боялась всё потерять и никогда уже больше не вернуться.

Вопреки возмущению медперсонала, она потребовала, чтобы к ней допустили друзей. Маришке со страшной силой вдруг захотелось снова услышать их голоса. Почувствовать теплоту рук Фила. Услышать пусть и глупые, но такие успокаивающие фразы. Она ощутила, что ужасно боится. Нет не родов, она их воспринимала как неизбежность. Она боялась, что может за этим последовать. Она боялась этой неизвестности.