– Когда-то была галерея искусств, – мрачно произнес Костя. – Мне так рассказывали. Это старое здание, наверное, ровесник Сети. В те времена оно было суперсовременным. Таким предки видели будущее – чистым, понятным, светлым, – он грустно усмехнулся. – Сюрприз, старички, мы все просрали!
Они подошли к гладкой стене, где теперь едва вырисовывался силуэт овальной двери.
– Еще до моего рождения здесь выставляли местных художников, дизайнеров, голографов, а потом все захирело. Так-то бесполезное здание, подходит только для приема интернета со спутников – вся начинка прячется под землей, во второй половине яйца, а стены работают, как мощные антенны. Здесь ведь трансляции через сеть проводили. А потом, лет тридцать назад, сюда поселили отшельников.
Костя застыл перед дверным проемом – кусочек оболочки «яйца» отъехал в сторону от его прикосновения – и со словами:
«Предмет искусства, наследие предков… теперь здесь собираются грёбаные бомжи да наркоманы»
вошел внутрь.
В его голосе сквозила такая горькая ирония, что Даниле стало не по себе.
За дверью оказалось тесное, темное помещение с перегородкой, отделявшей его от остального «яйца». Как только Данила, вслед за Костей, перешагнул порог, стены вспыхнули белым светом, а овал за спиной скользнул на место, отрезав путь на улицу. Кое-где в светящемся полотне округлых стен, сливающихся с потолком, виднелись серые пятна. У него защемило сердце – Данила вспомнил свою сетевую квартирку.
У самой перегородки, ровно по центру, стоял низенький робот за стойкой. Этот, в отличие от Сэма, больше походил на робота, чем на человека: металлическая голова с криво приклеенным мужским лицом из искусственной кожи и холодными стеклянными глазами, старый пиджак с короткими рукавами, из которых торчали кисти, обтянутые той же дешевой кожей, изодравшейся в лохмотья на трех пальцах, и полное отсутствие одежды ниже пояса – ноги его скрывала стойка. По правую и левую руку за роботом виднелись два прямоугольных проема с дверьми. Перегородка появилась явно после заселения «грёбаных бомжей да наркоманов».
Костя шагнул к роботу, дернувшемуся при их появлении. Его и сейчас слегка трясло,
но холодный взгляд безжизненных глаз устремился к посетителям.
– Хикикомори Догин, – произнес Костя, положив кусочек пластика на стойку.
Глаза робота сверкнули красным, пучок света упал на пластик, а затем неживое лицо, словно снятое много лет назад с человека, зашевелилось.
– Допуск действителен. Спасибо, – прогудело в недрах машины, гулко отдаваясь от стенок корпуса, а затем всплыло, будто отрыжка, к выходу – звуки полетели изо рта. – Второй этаж. Ниша: ноль, девять, два, ноль. Правая дверь, прошу.
Робот слегка поклонился, указав на дверь слева от себя, но справа от посетителей. В стене у двери послышался всасывающий звук, похожий на отклеивание присоски от толстого стекла.
Костя двинулся к двери, игнорируя поклон робота. За ней оказалась лестница, ведущая наверх. Позади, стоило им войти, снова смачно чмокнуло – их надежно заперли внутри. Данила шагнул было вперед, но рука Кости жестко его остановила.
– Чего?
– Подожди, если не хочешь, чтоб тебя током поджарили.
Он указал на прозрачные толстые стены, образовавшие подобие ящика высотой два с половиной метра. Они слегка пульсировали от проходящего сквозь бронированное стекло электричества. Последовали три ослепительные вспышки, что-то пронзительно пискнуло, а в следующую секунду прозрачный короб исчез в полу.
– Проверили нас, чтоб оружия или ядов с собой не было, – бросил мимоходом Костя. – Пошли, нечего тут стоять.
Данила кивнул, стараясь не подать виду, что с каждым новым шагом он изумляется все сильней, и двинулся вслед за Костей. Он оглядывал грязные стены перегородки, поднимаясь по вытертым ступеням. На пару секунд заложило уши от гудевшей внутри вентиляции. Лицом Данила чувствовал, как движется воздух, а до ноздрей долетели кисловатые нотки протухшего теста.
– «Хикикомори» – это его так зовут?
– Нет, – сухо ответил Костя. – Я не знаю, как его зовут. Хикикомори – это японское слово, то же, что наше – отшельник. Хотя может я что-то путаю, когда Старик объяснял, я не особо слушал.
Они преодолели пролет, повернулись в обратную сторону, поднялись еще на пять ступеней, где перед ними открылась очередная дверь с чавкающим звуком.
В нос Данилы ударил запах пота, нестиранных носков, мочи и чего-то похуже. Только в первое мгновенье он еще способен был различать запахи, а в следующий миг у него уже кружилась голова от этого смрада. Костя (он лишь неодобрительно усмехнулся) будто не замечал дикой вони.
– Знаю, здесь смердит, как в заднице покойника, но ты привыкнешь, – наконец, сказал он, подзывая упирающегося Данилу к себе.
– Сомневаюсь, – парень натянул футболку до глаз, стараясь не дышать. Запах своего тела после ночи в дороге показался ему на удивление приятным.