Сеть

Они, тихо беседуя, приближались к нему, наполняя сердце Серегина сладостью надежды. Десятник стал еще более искусно и прытко выполнять свою работу, надеясь привлечь благосклонное внимание. Но начальники прошли мимо, даже не удостоив взглядом. Серегин сразу смирился с тем, что лично для него все рухнуло. Не о себе он горевал, а о великом деле Благоустроения Земли. Знать, что отодвинется прекрасная пора, было невыносимо. И он, переживая борьбу теплых и холодных соков в своем теле, решился обежать начальников, несмотря на запрет поселенцам самочинно догонять лучших людей. Вадим пошел быстрым шагом, выбирая место, где бы он мог вынырнуть перед Управителем, не напугав его. Но внезапно зацепился ногой за бревно и чуть не упал. О, ужас! Бревно ожило и стало конвойным, который давно уже переполз на более теплое местечко с прежнего лежбища. Охранник вскочил, замотал Серегиным, как тряпкой, зашипел, раздувая усы: «Недозволенные действия первой статьи». Вадим сразу вспомнил: за первую статью виновные подлежат разжалованию и переводу на черные работы. Он не боялся заслуженного разжалования, но обширный, хотя и не совсем внятный замысел, ради которого и великие и малые тратят свои жизни, заставил его слукавить. Вадим запихнул в рот пучок пожухлых стебельков. Те, кто совершал недозволенные действия, накушавшись дурман-травы, злоумышленниками не считались. Они всего лишь направлялись на исцеление-наказание к лекарю-палачу, у которого имелась большая клизма с двумя медными трубами и помпой.

Вадим замычал, заерзал, обвис, ушел конвойному под руку. Все сделал вроде несвязно, а получился прием. Охранник упал и расквасил себе нос, потому что не выставил руки вперед, а с упорством матерого волкодава держал Серегина за шиворот. «Бунт. Бу-у-у-нт», — закричал воин, вынимая лицо из окровавленных лопухов. Бунтовщикам полагалась высшая мера — чистить нужники пожизненно. Они даже и спали в отхожих местах, и питались там, потому что ни одна ватага не пускала их в курень. «Исполни долг», — прочертила молния в голове Серегина. И он, уже нисколько не укрываясь, кинулся за начальниками с криком: «Я хороший!». Слабая память подыскивала слова для объяснений, но спина почувствовала наводимое дуло, а ноги подкосились. Серегин был на полпути к земле, когда рыкнул самопал конвойного. Нигде не заболело, и Вадим понял, что он невредим. Но тут страшная сцена ошеломила его. Управитель закричал, как тетерев, взвился в воздух и рухнул. Волчья дробь поразила его прямо в седалище, покрыв белую ткань штанин алыми пятнами крови. Старший офицер охраны резко обернулся, хищно глядя из-под сросшихся бровей. Он раздул ноздри, выхватил шашку и, рубя ею воздух, бросился к охраннику, желая немедленно искрошить того, как самого подлого, вероломного бунтовщика. Честный служака, пытаясь отвести подозрения в измене, отшвырнул проклятый самопал и стал оправдываться: «Нечаянно, нечаян-н-о». Но быстро сообразил, что разъяренный офицер слышит только чарующий свист своей шашки, которая залежалась у него в ножнах. Бег охранника был стремительным. Однако из караулки на шум выскочили бойцы, точно определили того, кто убегает, и стали загонять своего недавнего товарища в угол. Серегин этого уже не видел. Жестоко страдая от чувства неудовлетворения, он забыл о запрете лежать на земле и стремительно уползал в сторону Болот. Он понимал только то, что при любом раскладе его шкуре несдобровать и великому делу надлежащим образом послужить уже не придется. Он знал, что никакого пути, кроме как на Болота, у него нет, везде заставы и псы-волкодавы. Он отдавал себе отчет в том, что жизнь на Болотах невозможна, ведь там никто не будет выдавать ему харчи и одежонку. Но ему вдруг очень захотелось остаться одному. Терзаясь муками совести, он пожертвовал ради этого и исцелением-наказанием, и работой, и пищей.

5

Болота лежали настолько, насколько… Взгляд летел вдаль, но они не кончались и в конце концов сливались с небом. Учителя говорили, что когда-то без края была твердая почва, но она мало-помалу стала прогнивать. Очень много земли пропало. Болота бы погубили и оставшуюся, но Государь, весь добрый люд грудью остановили наползавшую отовсюду гниль.

«И Болота есть предел Благоустроению нашей Земли, положенный неразумной природой. Но предел не вечный, поелику новая творимая нами природа должна заменить прежнюю, не оставив ей ни лужи, ни колдобины. Не суесловно добавим, грязь природная приманивает и растит грязь душевную человеческую. Укрывшийся на Болотах лютый народишка хоть и мал числом, но вреда и злобы приносит достаточно. А поэтому, как только задует зимник и схватится вода льдом, лучшие люди и ополченцы идут на подонков. Ловят и бьют их и волокут в Исцелитель. Там лаской и твердостью и тонким вскрытием черепа лечат болотных злодеев и делают пригодными для правильной жизни, послушными и полезными».