Сеть

Успехи давно не радовали Серегина. Он понимал — идет игра в поддавки, и в ней побеждает с большим преимуществом Государь всея Земли. У ополченцев словно кончился завод, они просто путались под ногами и вызывали расслабление боевого духа повстанцев. Численность войска убывала за счет заболевших белой горячкой и тех, кто пройдя подготовку, начинал собственный разбойный промысел. Пополнения давно уже не поступали. Видно, лимит бездельников был исчерпан. А от призывов к напряжению мозгового вещества и стар и млад обращался в паническое бегство. Потому нельзя было оставить за собой для правильного взымания фуража и провианта ни одной деревни. Довольствовались обираловкой. Население перестало здороваться с повстанцами, зато в спину уязвляло: «Скоро из вас хапнутое назад полезет».

Серегин все больше ощущал, как захлопывается ловушка, и от этого у него неестественно напрягалась шея, не шел сон. В полночь он отправился в расположение штаба. Не обремененный предчувствиями, Семенов отдыхал, уронив морду на стол там, где его сразил самогон, мощный храп постепенно раскидывал секретные документы по комнате. Но когда Серегин пнул его локтем, адъютант вскочил и, не путаясь в словах, доложил:

— Дежурный по войску, холоп Семенов.

— Иди-ка выведи из конюшни на дорогу моего любимого коня Маршала Буденного и своего рысака не забудь. Со мной поедешь. Только копыта тряпками обмотай, чтобы ни одна муха не пробудилась.

— Слушаюсь, господин атаман.

Через час они спешились за воротами Государева Двора.

Начальник караула замахал на неизвестных гостей руками.

— Чтоб через минуту вас здесь не было, царь-батюшка давно почивает, умаялись. К вечернему клев) ездили рыбку половить на Муть-реку.

Но из окошка терема послышался укоризненный голос.

— Повежливее, поручик, ты моими друзьями не разбрасывайся. Веди того, кто папаху напялил по самые брови, ко мне. А второго кашей накормите, он пожрать любит.

Тимофей Николаевич встретил Серегина в облепленной птичьими перьями палате.

— Не знаю, увижусь ли еще с вами, — начал издали атаман. — У меня нет никаких сомнений в ваших способностях устраивать чужую судьбу, но вы сами говорили — с отдельным индивидуем может и неувязочка выйти.

— Сейчас, небось, спросишь, кто я такой, как здесь оказался, на каком основании командую, попросишь предъявить документы, — проницательно сказал Тимофей Николаевич. — Во-первых, не я здесь оказался. А все оказалось вокруг меня. Назначил себя вначале лесничим, потом завлесом, затем лесным старцем, президентом и наконец сделался самодержцем. Никто не возражал, ни разу. Наоборот, прибывшие сюда уважали меня за проводимую работу и всячески выражали свое доверие.

Люди появлялись здесь разные: и темные, безгласные, и умники вроде тебя. Чтобы занять их полезным делом, надо было выбирать, по какую сторону ума встать. Я выбрал темную: знаешь, не пожалел ни разу. С той поры в моем царстве каждый человек кумекает не больше любого другого. И исчезли эти ужасные комплексы неполноценности, недоверие, кичливость, зависть. Установился единственный вариант равенства — равенство по уму. Тяга к беспредельному осталась только на уровне обжорства и половых излишеств, полет души только после распития бузы и медовухи. Зато никаких искусственных схем и ложных построений, в которые запихивают тех, для кого они предназначены, кромсая по живому. Существует народ простодушно, без познания, но и без СПИДа. То есть, куда не надо, не суется. А разница в чинах происходит лишь от разной степени усердия и преданности делу. Для того чтобы люди поверили: приход в их жизни точно соответствует расходу — мне пришлось стать всеведущим.

— Вы действительно всеведущи, Тимофей Николаевич? — с легкой непочтительностью в голосе спросил Серегин.

— Более да, чем нет. Мирок у меня маленький, все в нем повторяется, все по кругам своим движется, а сам я наблюдательный. Давно стал замечать, что за чем следует. И у теплой зимы своя примета, и у холодной, и у поры дождей. И с преломлением лучей в атмосфере давно разобрался. Напугал я твою кодлу покойниками на небе?

— Пугать вы умеете, — с профессиональным одобрением отозвался Серегин.

— Постарались артисты моего дворцового театра, а уж остальное воображение дорисовало.

— Постойте, Тимофей Николаевич. Больно гладко у вас получается. Да как же вы мысли сокровенные узнаете, слова заставляете забывать напрочь и вспоминать вмиг, как людям внушаете, куда им идти жить, что делать?

— Ах да, чуть не забыл, — самодержец жеманно махнул рукой. — Кто здесь на моей Земле обитается — это немножко продолжение меня самого. И как мне не знать, что думаю я сам и чем я собираюсь заняться. Или просто никаких особых неведомых мыслей в краю моем возникнуть не может. А теперь завязываем с дискуссией. Почему бы нам, Серегин, не предаться веселью, раз уж ты навестил меня.

Потом были дегустации двадцати сортов браги и самодеятельность гарема, причем в одной из активисток Серегин узнал обиженную его плетью ведьму.