– Думаешь, сделал мне подножку, Павлов? – усмехнулся Пастор, немного приходя в себя. – Тогда я тебе тоже открою секрет. Первое – группы и сайты, которые я так холил и лелеял, будут только множиться. Вы не сможете с ними бороться, это равносильно тому, как швырять горох в полчища голодных крыс, которые сжирают все на своем пути. Второе – я начал разработку новой игры для малышей, Павлов. Знающие люди помогли, так сказать, хи-хи… Понимаешь? Нужно совершенствоваться! Будем снижать возрастной порог еще и еще! Представь, что твоя пятилетняя дочь играет в игру, общаясь с виртуальным пони, и тот спрашивает кроху:
«А ты можешь залезть на подоконник? А ты можешь взять нож и спрятать его под подушкой? А ты можешь включить плиту?!» И скоро такие игры заполонят Интернет!
А что касается «Реквиема»… в недалеком будущем необходимость в кураторах отпадет. Сидеть за компьютером будет вовсе не обязательно, «вести» бесхребетного слизняка, который не в состоянии решить свои проблемы, будет специально разработанная программа, в памяти которой будет несколько миллионов вариантов ведения диалога с куколкой. Понадобится только один человек, и он будет в состоянии управлять сотнями и тысячами кукол!
– Да ну? Тысячи кукол, говорите? Карабас-Барабас обзавидовался бы, – вздохнул Павлов, и Пастор резко умолк. Он тяжело дышал, на забинтованной шее рядом с трубкой показалась капелька крови. Он с усилием выдавил:
– Скажи спасибо, что я их гнал на крышу или в ванну, адвокат. Только на минуту вообрази себе, что можно делать с этими никчемными куклами, попадись они в руки радикальных исламистов. Ходячие бомбы миру обеспечены, уж поверь!
– Я знаю, что случилось с вашей матерью, – серьезно произнес Артем. – Вы получили колоссальную психологическую травму в детстве. Вы и ваш брат. Пожалуй, на вас это сказалось сильнее – по крайней мере, Рой не в инвалидной коляске и у него ни одного седого волоска.
– Елагин должен был умереть, – прошептал Пастор.
– Он жив. Но Елагин уже никогда не будет таким, каким был до встречи с вами, – сказал адвокат. – Если вас это утешит, то дни, проведенные у вас в подвале, он будет помнить до конца жизни.
– Он убийца.
– В какой-то мере да. Но то, что сделал Елагин, нельзя даже ставить на одну чашу весов с тем, что вытворяли вы. И уж тем более распространять свою месть на родных этого человека. Я говорю о его супруге и дочери.
– Зачем ты пришел, адвокат? – осведомился Пастор. – Излить душу? Или поиздеваться надо мной? Вынужден разочаровать, меня не цепляет ни то ни другое. Вы все равно не остановите этот процесс. В Сети стремительно развивается новый мир, и вы бессильны что-то изменить в нем.
– Я пришел взглянуть вам в глаза, – просто сказал Артем. – Я пришел сказать, Соболев, что мне вас очень жаль. Наверное, вы никогда не испытывали счастья и радости в жизни. Наверное, вы не видели слез матери, чей ребенок спрыгнул с крыши. Вы никогда не чувствовали горя родителей. Ненависть, которая клокочет внутри вас, затмила все, вы насквозь пропитаны собственным ядом.
– Я все равно не доживу до суда, – устало сказал Пастор. – Знаешь, сколько способов убить себя, не имея ничего при себе? Я откушу себе язык и захлебнусь кровью, адвокат. Хочешь, прямо сию минуту? На твоих глазах?
– Это ваше право. Если вы начнете это делать прямо сейчас, я вызову помощь. Может, вас спасут, а может, и нет. Кстати, у вас на бинте кровь. Я все же вызову врача. – Артем поднялся со стула. – Если человек желает умереть, никто не в силах удержать его от последнего шага. Только если это ваше окончательное решение, подумайте перед смертью о том, как вы прожили жизнь. И будь у вас дети, стали бы они гордиться таким отцом, как вы. А еще поразмышляйте, что бы вы сказали родителям детей, которых вы и ваши приятели свели в могилу.
С этими словами Артем вышел из палаты, а Пастор стиснул зубы. Внутри яростно бушевало цунами, перед глазами искрились серебристые всполохи, а в голове что-то с треском грохотало, будто череп пытались вскрыть консервным ножом.
Вошедший в палату сержант был искренне изумлен, увидев, что задержанный безудержно плакал, размазывая слезы по худому небритому лицу.
Прощание
– Притормози здесь, – попросил Артем Соломина. Заметив знакомую фигурку с развевающимися цветными волосами, он добавил:
– Вот и Мия.
Юрий посигналил, и девушка, обернувшись, торопливо направилась к автомобилю.
– Привет, – сказала она, плюхнувшись на заднее сиденье. – Как дела?
– Подшиваются, – краем рта улыбнулся Павлов. – Тебя куда-нибудь подвезти?
– Эмм… Вообще-то я в Лужники еду. Там через два часа Рамштайн выступать будет.
– То-то я гляжу, ты вырядилась, – произнес Павлов, скользнув взглядом по многочисленным цепочкам и фенечкам, украшавшим шею и запястья девушки. – Юра, выручим барышню?
– Не вопрос, – кивнул Соломин, и, включив «поворотник», начал перестраиваться в правый ряд.
– Скажи, как все-таки вы это все провернули? – вдруг спросила Мия. – Ощущаю себя полной дурой, причем обделенной дурой. Пока я томилась в гостинице под охраной, вы там весь мир спасали.